Дмитрий Ломоносов - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

Узнав, что я служил в кавалерии, попал в плен, освободился, после чего — в стройбате в Азербайджане, а затем работал на стройке в Нефте-Чала, он сказал:

— Да, не повезло тебе. А я знаю вашего Маневича, толковый мужик. А мне вот повезло: всю войну прошел, ни царапины. Был заместителем начальника ПФС штаба корпуса, вышел в отставку, купил дом в Макарьеве, теперь мне лет на десять хватит, чтобы жить безбедно. Ну а там устроюсь, связи сохранились…

У него, оказывается, все было прекрасно. Закончив военное училище службы тыла, он сразу же попал на армейские продовольственные склады. Там он не только сам не испытывал голода и нужды, но и неплохо зарабатывал.

Он с удовольствием рассказывал, как перед ним, лейтенантом, пресмыкались полковники и генералы, выпрашивая для своих подразделений полагающееся по штату продовольствие, фураж и обмундирование. Он получал при этом не только моральное удовлетворение, но и хорошо наживался на фоне голодающего и бедствующего города, в котором находились его склады.

По мере его рассказа во мне все больше и больше нарастало возмущение.

Услышал такую похвальбу, и во мне как бы что-то сдвинулось. Подумал: не по его ли воле мы в стройбате носили обноски «ХБ/БУ» с погибших в госпиталях солдат? Не он ли присвоил наши компенсационные выплаты? Вспомнил жирных писарей — котов на армейских фронтовых складах, перед которыми пресмыкались фронтовые старшины…

Я оторвался от перил и повернулся к нему.

Увидев выражение моего лица, он закричал:

— Ты что, ты что!!

Но я уже не мог сдержаться.

Я обычно избегаю использовать в речи средства ее усиления, но, общаясь с досрочно освобожденными уголовниками, усвоил весь их арсенал. Мне не составило особого труда вспомнить его и с воплем вцепиться в его жирную рожу.

Он был здорово крупнее меня и, пользуясь преимуществом другой весовой категории, легко меня оттолкнул, я упал на палубу, пытался подняться, но нас уже окружили и разняли. И все же, как я заметил, на его роже я изрядно отметился, что несколько облегчило мне последующие воспоминания.

Меня обвинили в хулиганстве и собрались высадить на первой же стоянке, пришлось откупиться штрафом.

Вот, наконец, и Саратов.

Брат Василия Иван жил вместе с матерью и сестрой в районе города, который тогда назывался Место Очкино. Хоть и недалеко от центра (пешком минут пятнадцать ходьбы), он имел вид пригорода, застроен частными одно-и двухэтажными, в основном деревянными домами с огородами и садами. Неподалеку был городской парк культуры с аттракционами, прудами, в разговорах называвшийся Парком Очкина. Рассказывали, что Очкин был до революции известным на Волге богатым купцом-судовладельцем и меценатом.

Расспросив на пристани дорогу, мы с Васей не спеша добрались до дома, где Иван снимал комнату. Сам он в это время был на работе, но его мать была уже предупреждена о нашем приезде и меня встретила без удивления. Сказала, что Иван, как придет с работы, отведет меня туда, где я смогу временно остановиться.

Не теряя времени, я сразу же пошел знакомиться с городом. Трамвай довез меня до центра, я вышел у крытого рынка и пошел по центральному проспекту имени Кирова, останавливаясь у каждой доски объявлений и записывая адреса организаций, которым требуются мастера (десятники) — производители работ.

Город хранил еще приметы дореволюционного богатства: улицы центра застроены многоэтажными домами с фасадами в стиле русского барокко, богато украшенными лепниной, с вензелями бывших владельцев на фронтонах. Проспект привел меня в известный по литературе парк Липки с беседками и пивными ларьками, с эстрадой, на которой, как гласило объявление, по выходным дням играет духовой оркестр. Рядом было импозантное здание городской консерватории (филармонии).

Походив по городу, я вернулся в Место Очкино под впечатлением от предварительного осмотра города. После Нефте-Чала он казался мне почти столицей.

Иван вернулся с работы. После знакомства и ужина он отвел меня и Васю в дом, где ранее он снимал комнату, пока не приехали из Донецка его мать с сестрой. Это был двухэтажный деревянный дом, в полуподвале которого жили две сестры, у одной из которых, Валентины, было трое детей от полутора до пяти лет. Их полуподвальная квартира состояла из двух комнат. В большей жила Валентина со своим потомством, в другой, проходной, — ее сестра Рая.

Валентина встретила нас приветливо, показала на широченную, стоявшую в углу комнаты двуспальную кровать, которая предназначалась для меня и Васи. Сказала, что, пока мы не устроимся, ни о какой плате за жилье не может быть и речи.

Она сама и сестра ее работали на какой-то фабрике, во время их отсутствия дети были предоставлены сами себе и под присмотром старшего 5-летнего мальчугана возились во дворе.

И еще раз отмечу: везет же мне на хороших людей!

Бескорыстию и отзывчивости Валентины не было предела. Придя с работы, она отмывала сопливые рожицы своего потомства, хваталась за кастрюли, сооружая ужин для всех, готовила еду на завтра, стирала и прибирала в квартире, умудряясь содержать все в относительной чистоте. При этом дом, как и все в Месте Очкине, не имел элементарных удобств: выгребной туалет во дворе, водопровод — уличная колонка, в кухне — устье русской печи и маленькая двухконфорочная дровяная плитка.

Нас с Васей она тут же взяла под свою опеку, перестирав наши «ХБ/БУ» и утром успев их погладить.

Начались мои мытарства в поисках работы. Я убегал утром, еще до завтрака, стараясь как можно меньше отягощать бюджет Валентины, за что она меня искренне ругала. Неподалеку на рынке съедал пол-литровую банку простокваши с куском хлеба и до вечера мотался по адресам, списанным с доски объявлений, и записывал новые адреса.

Проходили день за днем, все — бесполезно.

На крупных стройках мне отказывали сразу же после знакомства с моими документами: отметка в военном билете о пребывании в плену сразу же отпугивала потенциальных работодателей, хотя они мне об этом прямо не говорили. Иногда мне отказывали по причине недостаточного опыта работы, говоря об этом прямо, но большей частью происходило так: начальник, главный инженер или прораб после разговора по существу относились ко мне положительно, предлагали сдать заявление и документы в отдел кадров. Придя в назначенный день за документами, я видел надпись на моем заявлении: «Отказать».

Небольшие строительные и ремонтные конторы отказывали мне, ссылаясь на специфику их работы для меня незнакомую. На самом деле они опасались появления в своем небольшом коллективе человека, прибывшего из неизвестного захолустья.

Деньги, полученные при расчете в Нефте-Чала, закончились. Теряя надежду на устройство, стыдясь объедать Валентину, я мотался по городу, нередко голодая по два-три дня.