Иоанна Хмелевская - Автобиография. Старая перечница

Как-то в одну из ночей мы услышали африканские тамтамы. Пан Тадеуш описал их в своей книге, но вышло у него слабо и неубедительно. В конце концов, сам он их не слышал, узнал от меня и не смог передать того кошмара, что пришлось мне вынести. Вот если бы он сам все пережил, тогда другое дело!

Нет-нет, я не желаю своему агенту ничего плохого, но вообще-то не мешало бы ему хоть раз испытать на своей шкуре нечто подобное, а так в его небрежном, сокращенном пересказе получилось нечто невыразительное.

Люди наконец-то разошлись, наступила редкая минута тишины, и вот в этой тиши я отчетливо расслышала то, что до сих пор скрывалось за другими шумами: бум-бум, бум-бум, бум-бум. И эти бум-бум крепли, набирали силу, вдирались не только в уши, но, казалось, и под ребра. Звуки доносились со стороны пляжа. Выглянула. Темно, как у пресловутого негра в… в общем, мрак, пляжа не видно, моря не видно, ничего не видно. И где-то во тьме притаились уроды, сволочи, свиньи холерные! Как бы поэлегантнее выразиться?

Так вот, притаились в темноте эти свиные рыла и колотят по своим барабанам. Вообразили, будто у себя в Камеруне!

Разные мысли посетили меня в тот момент, среди них особо привлекательной показалась одна. Есть у меня перочинный нож, большой такой, вот достану его сейчас, выйду из отеля, разыщу паршивцев на пляже и покрошу на мелкие куски проклятые барабаны! А если кто-нибудь из негодяев воспротивится, то могу и малость промахнуться… Мимо барабана.

И все же не достала я ножичек свой. А утром на пляже, в обычной пляжной какофонии, я вдруг разобрала до боли знакомый «бум-бум». В глазах у меня потемнело, я вскочила и двинулась на звук, пожалев лишь, что не прихватила на пляж холодное оружие. Вот, где-то здесь, совсем уже близко грохочет. Поозиралась я и обнаружила источник звука. Нет, это были не уроды с барабанами, это были уроды без барабанов. Три молодых, но вполне взрослых парня сидели на лежаках и чем-то там занимались (не видела чем, говорю же, от ярости в глазах потемнело), а рядом с ними на весь пляж упоенно грохотал магнитофон.

Я вернулась к нашим шезлонгам, тронула внучку за плечо. Молодое поколение, должна разбираться в электронике.

— Моника, послушай, если в их шарманку воды плеснуть, это ей повредит?

— Повредит! — заинтересовалась Моника и села в шезлонге.

Я осмотрелась. Может, у какого-нибудь малыша попросить ведерко? Наберу морской воды и, проходя рядом с этими «камерунцами», неловко споткнусь и залью их чертову бухтелку.

Увы, как назло, ни одного ребенка с ведерком поблизости не оказалось.

— Моника, а если насыпать песка?

— Тоже повредит.

Лопатка! Дети вечно возятся с песком, у них должны быть лопатки! Как бы не так! У этих современных засранцев имелись только дурацкие уточки, лебеди, крокодилы, мячики… И ни одной лопатки!

Пришлось идти по воду без посуды. Проходя мимо «камерунцев» — а все они были белые, пусть и очень загорелые, — я остановилась и посмотрела на их агрегат. Всего лишь долю секунды!

Уж не знаю, что там излучали мои глаза, но все трое вдруг замолчали, подняли головы, взглянули на меня и моментально приглушили шарманку.

Я же направилась в море, окунулась и вернулась на свое место. Моника, наблюдавшая за мной, не смогла скрыть восторга.

— Бабуль, как ты это сделала?

— Не знаю. Я просто посмотрела на них.

— Умоляю, покажи, каким взглядом ты на них посмотрела!

— По заказу не получится. Я малость охладилась в воде.

До конца нашего пребывания мы больше ни разу не слышали африканские тамтамы.

Неожиданно выпало нам счастье — прохладный день, всего тридцать четыре градуса. Я поспешила использовать его для давно запланированного похода по магазинам. И в первую очередь — за кальвадосом, ведь мы находились в самом центре производства этого прославленного напитка. Отправились в винный магазин. Как и положено, продавец устроил нам дегустацию. По малюсеньким рюмочкам он разлил яблочную водку двадцатилетней, двадцатипятилетней и сорокалетней выдержки. Пробуйте, выбирайте.

Выбирать предстояло нам с Моникой. Внучка, не привыкшая к крепким напиткам, пришла в ужас, но я не знала жалости.

— Пей, дитя, пей! — наставляла я. — Сегодня холодно, может, выдержим.

Как видите, выдержали, а кальвадос я выбрала удачный.

Итак, мы страдали от жары, и при мысли о том, что у меня в Польше пустует прохладный и удобный дом, здешний зной становился совсем уж невыносимым. Я бы уже давно сбежала из благословенной Франции, но из-за Моники не могла. У нее еще не закончились каникулы, а билет на самолет был заказан на конец месяца. И с собой забрать внучку я не могла, лететь она может только из Франции. Ладно, хорошо, что здесь хоть море плескалось под боком.

Не знаю почему, но такая уж выпала мне доля — вечно приходится иметь дело с экстремально высокими температурами, хотя, клянусь, никогда я не мечтала о лаврах победителя на соревнованиях по выживанию.

На следующий год черти занесли нас в Вену.

На этот раз у Моники вообще не было каникул. Я уже высказала свое мнение относительно странных порядков в ее учебном заведении. Впрочем, не буду упорствовать, возможно, она сама решила отказаться от развлечений и каникул, столь милых сердцу студента.

Зато приехала весной, кажется в мае, вместе со своим бойфрендом (у нас таких принято называть женихами), неким Т. J., то есть Тиджеем. К этому имени мы удивительно быстро привыкли. Парень учится с Моникой на одном курсе и изучает то, о чем я решительно ничего не знаю и знать не желаю. Нечто компьютерное.

Вот из-за этой молодежи я снова поехала в Познань, поклявшись себе не выходить из машины на свежий воздух. А вдруг меня уже поджидает там проклятая мошка? Ко вступлению в Европу я отнеслась сдержанно и непосредственного участия в этом не принимала. Зато заблудилась на автостраде. Я ведь почему поехала в Познань? Хотела показать детям Гнезно, Гопло, Стшельно, Тшемешно и вообще наши так называемые польские корни. И ничего не показала, кроме собора в древнем Гнезне, да и то без знаменитых Врат Гнезненских. Их как раз сняли для реставрации. А потом пришлось срочно возвращаться в Варшаву. Выяснилось, что там мне собираются вручить высокую награду. Вот такой сюрприз! Приятно, ничего не скажешь. Приятности стали такими редкими…

Знай я об этом раньше, наплевала бы и на молодежь, и на корни и не потащилась бы в проклятую Познань. Раньше мне не раз приходилось насквозь проскакивать всю Польшу туда и обратно, но так это раньше, когда я была моложе на тридцать пять лет. А кроме того, в те времена шоссе не были так забиты, к тому же о рытвинах и ухабах не приходилось слышать. А теперь! А теперь Познань, «Маевка с книгой», автографы, интервью, Объединенная Европа, телевидение и прочие пакости. Да к тому же из Гнезно я выехала на автостраду в противоположную сторону. Я и не то еще умею!