Ирина Голицына - Воспоминания о России (1900-1932)

Я попросила аудиенции у начальника тюрьмы, и во второй половине дня была проведена в его кабинет. Высокий человек стоял рядом с письменным столом. У меня в руке была бутылка, наполовину полная ужасными насекомыми, но внезапно мною овладела невероятная застенчивость. Я дала бы все, что угодно, чтобы оказаться снова в моей камере, я не знала, как начать.

Он некоторое время смотрел на меня, а потом сказал:

— Я слышал, что вы хотели меня видеть?

— Да, — ответила я, чувствуя, как кровь бросилась мне в лицо. — Мы очень мучились в нашей камере и не могли уснуть. Эти ужасные маленькие создания не давали нам ни минуты покоя.

Я протянула ему бутылку, он ее не взял, но сказал, что все возможное было испробовано, чтобы избавиться от клопов, но почти без результата. Единственно, что может помочь — сжечь все здание до основания. И добавил:

— Сожалею, но ничего не могу поделать.

Когда я собиралась возвратиться к себе, он остановил меня и спросил мою фамилию. Я ответила, и, услышав фамилию Татищева, он сказал:

— О, должно быть это ваш отец был здесь некоторое время тому назад.

Мне было очень интересно, и я начала расспрашивать о подробностях. На этот раз он смутился и быстро сказал, что это было давно, что с того времени много всего случилось, одним словом, хотел прекратить разговор и сожалел, что начал его. Я знала, что это был не мой отец, он имел в виду Илюшу Татищева, который был расстрелян в этой самой тюрьме в 1918 году, во время убийства Царской Семьи.

В этой тюрьме было больше свободы. Мы могли при желании выходить в маленький садик. Наша камера никогда не была заперта. Мы могли мыться на лестничной площадке, и при этом не надо было спешить, как в других тюрьмах. Вскоре мы познакомились со своими собратьями по несчастью. Там были и отбывающие долгие сроки, и такие, как мы, находящиеся здесь транзитом. Одной из узниц с долгим сроком была довольно молодая девушка, одетая в черное. Она была похожа на крестьянку и носила черный платок, покрывавший голову. Девушка была осуждена на десять лет тюрьмы, за обман и мошенничество.

Ее преступление состояло в том, что она выдавала себя за старшую дочь Императора — Великую княжну Ольгу Николаевну. Девушка странствовала по Сибири от одной деревни к другой, рассказывая, как она бежала из подвала в Екатеринбурге, в то время как остальные члены Семьи были убиты, как пули прошли мимо нее, а один из солдат вывел ее и некоторое время прятал. Теперь она осталась совсем одна и должна скрывать свое имя. Люди верили ей и давали хлеб и то, что еще могли уделить, пока власти не поймали ее. Ее обвинили в контрреволюционной деятельности, чего бедная девушка, видимо, вовсе не имела в виду.

Я подошла к ее койке, и мы разговорились. Я знала всю ее историю, но заключенные никогда не обсуждают причины ареста и заключения, это не принято. Мы говорили о трудностях тюремной жизни, о том, как нелегко привыкнуть к таким жестким условиям, каковы наши перспективы в будущем и так далее. По временам я удивлялась, что она не употребляет простонародных выражений, каких можно было ожидать от простой крестьянской девушки из Сибири. Чувствовалось, что она от них отличалась и многое знала из того, о чем говорит.

Она повела разговор о Царском Селе и, к моему удивлению, начала говорить о комнатах в Екатерининском дворце — резиденции Царской Семьи. Она даже называла по именам некоторых слуг. Я слушала и удивлялась, где и как она получила эту информацию. Она даже упомянула дядю Киру, что показалось мне уж совсем невероятным. Как могла сибирская крестьянская девушка знать всё это. Я думаю, что даже люди, жившие в Петрограде или в самом Царском, вряд ли знали подробности о людях, окружавших Царскую Семью, и ее быте.

Я внимательно посмотрела на нее. В ее лице было легкое сходство с благородными чертами Великой княжны Ольги, может быть что-то в посадке глаз, но и только. Ее телосложение было более грубым, она была ниже ростом. Вскоре она удивила меня еще раз.

— Недавно, недель шесть тому назад, здесь была дама, — сказала она мне, — одна из вашего круга, только гораздо старше, ее звали Наталья Кирилловна Нарышкина.

Я подпрыгнула от удивления:

— Но ведь это моя тетя Тата, как же она могла быть здесь? — воскликнула я. Я знала, что дядя Кира недавно умер к петроградской тюрьме, но мне не было известно, что тетя Тата арестована.

— Да, она была здесь, в самом деле, — подтвердила моя новая подруга. — Она даже занимала ту же самую койку, что и вы, я много разговаривала с ней, такая милая дама.

Тут она внезапно остановилась, не желая, видимо, открыть, откуда она почерпнула информацию о Царском. Дядя Кира был aide de camp [54] Адъютантом. — Ред. Государя.

Девушка сообщила также, что тетя Тата остальной срок должна была провести в Чердыни, в небольшом городке Пермской области.

В этой же тюрьме я встретила знаменитую игуменью Абрикосову [55] Абрикосова Анна Ивановна (1882–1936) — родилась в купеческой семье Абрикосовых, закончила Кембриджский университет. Приняла католичество в 1908 г. в Париже. В 1913 г. вступила в т. н. Ill орден Св. Доминика (доминиканское объединение мирян) с именем Екатерина. В 1917 г. в Москве Абрикосова основала русскую доминиканскую женскую общину. В 1923 г. она была арестована и осуждена как участница контрреволюционного шпионажа. После длительного заключения аббатиса Екатерина умерла в тюремной больнице в Москве. , принадлежащую к русской католической церкви. Эта церковь претерпевала серьезные гонения в это время. По той же причине получила свой приговор и мадам Данзас. У аббатисы было запоминающееся лицо с пронзительными глазами и повелительность в манерах. Она была в тюрьме со своими тремя или четырьмя монахинями. Она находилась в Бутырке, когда я в первый раз туда попала, мне очень хотелось увидеть ее тогда, но нам не разрешалось общаться с заключенными из других камер.

Однажды, когда я была в тюремном саду и наслаждалась солнцем, калитку отперли и вошла Катя Мансурова, моя старая и любимая подруга. Она только что прибыла из Москвы. Мы были так рады встрече, но бедняжка еще не знала, что ждет ее в нашей камере, полной клопов. Я провела ее везде и объяснила правила новой для нее жизни. Все время мы проводили вместе, разговаривая о будущей жизни в ссылке, о том, что мы будем делать, когда нас выпустят на волю в чужом месте, с незнакомыми людьми и непривычным окружением.

Катя дала мне хороший совет, которому собиралась последовать сама. Первое, что мы должны сделать — найти церковь или дом, где живет священник. Священнику мы сможем доверять полностью, и он даст нам наилучший совет, где нам приютиться. Я не слишком беспокоилась, я думала, что, по всей вероятности, меня пошлют туда, где меня будет ждать моя мама. Я не знала, что всё обернется совсем по-другому!