Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Проходя мимо Шаляпина, Мамонтов бросил ему:

— Идите с Коровиным ко мне… Вы ведь сегодня поете. Я скоро приду.

Целый день Мамонтов мотался по выставке, встречаясь с десятками необходимых людей, рассказывая им о своих павильонах. И все это время думал о предстоящем вечером спектакле «Жизнь за царя» — важном и ответственном событии в его жизни.

Деловые заботы захватывали только часть жизни Мамонтова. Он любил свою работу, любил вмешиваться в жизнь и благоустраивать ее по своим проектам, видеть, как возникают на пустующих местах дороги, заводы, фабрики. Он любил страстные споры со своими компаньонами, иной раз не верившими в реальность его новаторских решений и предложений и всячески мешавшими их осуществлению. И как бывает радостно настаивать на своем и побеждать, а спустя время убедиться в своей правоте. Но как мало у него настоящих друзей в деловом мире… Вся душа его тянется к художникам, писателям, артистам… Почему? Может, потому, что с юношеских лет мечтал об оперной карьере? Ездил учиться в Италию, имел недурной голос, но, став членом крупного акционерного общества по строительству железных дорог, увлекся предпринимательской деятельностью. А музыка по-прежнему занимала его. Друг его, Неврев, стал художником. Постепенно Мамонтов стал сближаться с художниками, скульпторами. Сам одно время заболел скульптурой и все свободное время проводил в мастерской в Абрамцеве, куда съезжались его друзья провести в тесном кругу свой досуг.

…Лет двадцать тому назад, в Риме, куда он отвез жену Елизавету Григорьевну с двумя сыновьями, образовался сначала небольшой кружок друзей. Вместе ходили по вечному городу, вместе развлекались, вместе обсуждали увиденное в художественных галереях. Так возникла потребность в общении, потребность все делать сообща… Вокруг Саввы Ивановича Мамонтова объединились такие разные по своим художественным устремлениям и способностям люди, как композитор Михаил Иванов, скульптор Антокольский, художник Поленов, искусствовед Прахов.

Часто Мамонтову приходилось уезжать из Рима по делам в Москву и Петербург, но оставалась Елизавета Григорьевна, просторный дом которой стал местом постоянных встреч друзей. Вскоре в Рим приехал Репин и тоже стал часто бывать в доме Мамонтовых. Отсюда, из Рима, где каждый камень словно кричал о вечных проблемах искусства, о вечных проблемах человеческой истории, яснее и отчетливее представилась обыденность и скука московской общественной жизни. И уже в Риме согревала только одна мысль: можно собираться в недавно купленном Абрамцеве, можно устроить так, чтобы жить с природой в неразрывности. Пройдет несколько лет, и в московском доме Мамонтова на Садово-Спасской и в его Абрамцеве действительно станут собираться Поленов, Репин, Виктор и Аполлинарий Васнецовы…

Так возникло художественное братство, основанное на общем стремлении к демократизации искусства, к сближению с народом. Высокие, честные устремления в искусстве объединили разных художников, таких, как Поленов, Виктор Васнецов, Репин и Антокольский.

И вот сейчас, проходя мимо строящегося здания, в котором должны поместиться два отвергнутых академиками полотна Врубеля, Мамонтов вспомнил, сколько душевных страданий и мук пришлось ему пережить, чтобы доказать талантливость Врубеля! Куда только он не обращался! И прежде всего к Витте. Да, Витте обещал помочь, но ограничился тем, что просил лишь великого князя Владимира Александровича, президента Академии художеств, вмешаться в решение жюри и разрешить выставить полотна Врубеля. А что великий князь… Нужно было обращаться к государю. Да, случилось невероятное: панно не были разрешены комитетом. Какая ярость бушевала в его груди!.. Но он не любил отступать от осуществления задуманного и решил выстроить отдельный павильон для панно Врубеля.

Так он и сделал. Павильон будет выстроен, а на фронтоне он велит написать: «Выставка декоративных панно художника М. А. Врубеля, забракованных жюри императорской Академии художеств».

Или вот… Кто бы мог подумать, что счастливый случай откроет ему талантливого певца? Зашел он в Панаевский театр послушать Лодия в «Демоне». Лодий хорошо пел партию Демона, но Мамонтова привлек Гудал, в исполнении неизвестного ему Шаляпина. Высокий, худой Шаляпин обладал поразительным голосом. А главное, он пытался играть, что было совершенно неожиданным в этом скромном театре. А руководил оркестром Труффи — тоже бывший участник Мамонтовской оперы. Труффи, знавший Шаляпина еще по Тифлисской опере, дал хорошие о нем отзывы. Труффи и привел Шаляпина к Мамонтову, сел за рояль, и Шаляпин исполнил несколько романсов. Но театр Солодовникова только строился. Мысль о возобновлении Частной оперы только бродила в голове Мамонтова… Тогда же Шаляпин стал солистом Мариинского театра… А теперь нельзя его отпускать в Петербург, обязательно нужно его забрать к себе, в Москву… Ну, об этом рано еще думать, пусть поработает, покажет себя… Все складывается пока неплохо. Только вот Врубель…

Мамонтов вспомнил давний случай, почти такой же, происшедший больше десяти лет тому назад, с полотнами Виктора Васнецова. Мамонтову, увидевшему в то время первые полотна Васнецова с их декоративной красочностью и мечтательностью, захотелось иметь его картины. Васнецов создал три полотна по заказу Саввы Ивановича: «Ковер-самолет», «Битва со скифами» и «Три царевны подземного царства». Мамонтов уже заранее радовался тому, что картины будут украшать холодные стены помещения, где разместилось правление общества Донецкой железной дороги. Но члены этого богатого акционерного общества единодушно отвергли все три красочных полотна. И к лучшему: Савва Иванович повесил два из них в столовой дома на Садово-Спасской, а брат его, Анатолий Иванович, стал владельцем третьего полотна Васнецова. Так что труд художника не пропал даром.

А в 1885 году Мамонтов создал Частную оперу, представления которой всегда проходили с шумным успехом. Сначала были домашние спектакли, в которых принимали участие желающие, в том числе и племянник Елизаветы Григорьевны Костя Алексеев, мечтавший теперь об открытии своего театра. Потом решили приглашать артистов со стороны.

Театральные увлечения захватили новых членов все разраставшегося кружка Мамонтова: Константина Коровина, Валентина Серова, Михаила Нестерова. Они тоже получали свои роли и с увлечением выступали на самодеятельной сцене. Все делалось сообща. Художники выполняли эскизы костюмов и декораций, участвовали как актеры, помогали советами при постановке, то есть выступали и как режиссеры. И потому, может быть, весь спектакль, вся постановка были пронизаны художественным единством, цельностью всех многообразных компонентов.