Иосиф Прут - Неподдающиеся

— Ока Иванович, вы носите сейчас штатский головной убор. К нему не нужно прикасаться рукой и отдавать честь. В виде приветствия надо снимать шляпу.

Ока Иванович шляпу снял.

В Италии же произошли следующие события: он — крупный советский военный — был приглашен на маневры гвардейского корпуса.

В нашем посольстве Городовикова одели соответствующим образом: он был в бриджах и крагах.

Следующим этапом оказалась встреча с лошадью, которую «советскому» приготовили итальянцы. Они решили подшутить над стариком и подвели к нему почти дикого коня — совсем необъезженного жеребца.

Ока Иванович поднялся в седло, и конь тут же стал на дыбы, а затем — ударил задом. Но это отчаянное животное не предполагало, что его седок родился в седле!.. Через минуту конь подчинялся любому движению всадника и нормально прошел круг манежа.

Городовиков слез и поблагодарил итальянцев:

— Спасибо! Лошадь очень хорошая и смирная!

Когда наш военачальник появился на маневрах, он увидел рядом с итальянским королем Бенито Муссолини.

Глава итальянских фашистов подъехал к Городовикову и предложил ему представиться королю.

Ока Иванович с переводчиком направился к Виктору Эммануилу III.

Вернувшись домой, он нам рассказал об этой встрече:

— Король у них невидный — маленький, такой же, как я!

— Представьтесь его величеству! — сказал мне Муссолини.

Я отрапортовал, что являюсь командующим Среднеазиатского военного округа.

— Это где? — спросил король.

— На самом юге Советского Союза, ваше величество!

— А какой там главный город?

— Ташкент, ваше величество!

Король весь засиял:

— О! Ведь там стоял лейб-егерский батальон моего имени! Что с ним сейчас?

Я подумал: «Чего мне обижать старика?..» И сказал:

— Он до́се там стоит, ваше королевское величество!

Военные действия еще продолжались на востоке страны: там свирепствовали басмачи, разоряя кишлаки и грабя мирное население.

Меня с моими бойцами направили на борьбу с басмачеством в Среднюю Азию: наши войска уже считались пограничными.

Грозой тех мест — на границе с Афганистаном — был Джунаид Хан, отличавшийся особой жестокостью.

Мы напали на его след, догнали басмачей и… привезли Фрунзе голову бандита.

Командарм меня вызвал и, грозно размахивая картой, закричал:

— Вы понимаете, Прут, чем это грозит?!

— А что такое? Разве не следовало ловить и убивать этого зверя-басмача?!

— Я говорю о карте! Вы же на двести километров въехали на территорию Афганистана! Может возникнуть международный конфликт! Мы с этой страной не воюем! У вас же есть карта?!

— Извините, товарищ командующий… Я — неграмотный…

Фрунзе махнул рукой:

— Победителей не судят… Идите, но впредь обучитесь грамоте и читайте карту!

Наконец, военные действия прекратились на всей территории нашей страны. Она стала советской.

Заехав к родным в Ростов и приняв непосредственное участие в опечатывании фамильного сейфа в банке, я попытался устроиться на работу.

В городе существовала биржа труда.

Я, блистая своей парадной военной формой, подхожу к окошечку и… вижу в нем бывшего младшего помощника рабочего на ссыпке у деда Прута. Этот паренек за свою нерадивость получал там немало подзатыльников. Реакция оказалась адекватной.

Наполовину высунувшись из окошечка, он закричал мне:

— Ви-и хотите получить у советской власти рабо-оту?! Вот!!! — это была уже вторая фига, которую мне преподнесла жизнь (о первой, еще не совсем родившемуся, я уже рассказал).

С той поры — ни разу в жизни — я не пытался устроиться на государственную службу.

Приехав в Москву весной 1922 года, я становлюсь, по существу, профессиональным литератором: сотрудничаю в «Крестьянской газете», в пресс-бюро Центросоюза, в газетах «Кооперативный путь» и «Вечерняя Москва».

О чем и о ком я тогда писал? Давал отчеты о театральных спектаклях, о работах ведущих режиссеров. Познакомился со многими знаменитыми деятелями литературы и искусства.

К сожалению, о том великом времени, поре расцвета советского театра и немого кино, многое забыто… Однако попробую кое-чем с вами поделиться, дорогие читатели моих воспоминаний.

Как ни парадоксально, все это началось еще в XIX веке. Я уже писал, что моя бабушка Вера, урожденная Итина, вышла замуж за могучего человека — моего деда — Льва Аптекмана.

Сначала у них родилась моя мать, Флора.

В следующем году — у Ольги и Баграта Вахтанговых, соседей и самых близких людей моих стариков, тоже тогда молодоженов, появился на свет сын. И дали ему имя — Евгений.

А еще через шесть месяцев — у моей матери появилась сестренка Анна. Эти две девочки — Франя и Нюся, мои мама и тетя, с самых малых лет стали близкими подружками соседского мальчика Жени. Их дружба продолжалась многие годы, до момента, когда неожиданно «грянул гром»: Евгений решил покинуть родные пенаты и родительский кров, чтобы начать самостоятельную жизнь. Произошло знаменательное событие в самом начале девятисотых годов, когда лично мне уже исполнилось три месяца. Поэтому самого отъезда Жени я, естественно, не помню. Но, став постарше, неоднократно слышал разговоры мамы и тети об их переписке не то со студентом, не то с артистом — другом детства.

Переписка длилась до начала Первой мировой войны. Затем последовали разные события, и судьба разбросала бывших детей-однолеток в разные стороны и разные страны.

Демобилизовавшись и приехав в Москву, первое, что я решил сделать, это разыскать Женю. Кроме него, у меня в Москве «знакомых» не было.

Навел справку. Никакого Жени не существовало, а был Евгений Багратионович Вахтангов — художественный руководитель одной из студий великого уже в те годы Художественного театра.

Мне дали его домашний адрес. И вот, свернув в один из переулков Арбата, поднявшись на второй этаж высокого дома, я нажал кнопку звонка. Через минуту за дверью раздался голос:

— И кто же это?

— Прут! — ответил я.

— Кого и куда прут?..

— Никого и никуда. Такая у меня фамилия.

— И кто вам нужен?

— Хозяин дома. Очевидно, вы!

— Нет. Это не он… — Дверь открылась. На пороге стоял красавец — молодой человек.

Я сказал:

— Здравствуйте, товарищ! Вы, очевидно, тоже Вахтангов?

— Нет. Я — не товарищ и не Вахтангов. Я просто — Завадский. Проходите, пожалуйста.

Пропустив меня в переднюю, этот красавчик громко закричал:

— Серго! Веди к папе!

Появился юноша лет пятнадцати. Он сразу заявил мне:

— Я — Сережа. Скоро стану Сергеем Евгеньевичем. А вы?

— Я — Оня. И уже стал Иосифом Леонидовичем. Мои мама и тетя — друзья детства твоего отца. Могу я его видеть?

— Конечно! Он будет очень рад! — И Сережа крикнул: — Папа! К тебе! От старых твоих подруг!