Миньона Яновская - Сеченов

Через много лет это положение Сеченова было подтверждено клиническими наблюдениями над человеком, у которого из всех органов чувств действовали только один глаз и одно ухо. Стоило ему закрыть здоровый глаз и здоровое ухо, и тем самым исключить возможность какого бы то ни было внешнего раздражения, как человек этот немедленно погружался в сон — психическая деятельность его прекращалась.

Такие наблюдения впоследствии делались не однажды. Но если у человека сохранился хоть один из органов чувств — только зрение, только обоняние, только осязание, вкус или слух, он, связанный с внешней средой через эти органы, доступный для внешних раздражений, живет такой же психической жизнью, как и всякий другой человек [12] У нас в стране есть школа для детей, лишенных слуха, зрения и речи. Основные органы чувств у них выключены. И тем не менее дети эти учатся, изучают ремесло, живут и в дальнейшем успешно работают. Наиболее яркий пример представляет Ольга Скороходова — воспитанница и выученица известного профессора педагогики И. А. Соколянского. Когда Ольга маленькой девочкой, потерявшей чуть ли не в первые месяцы жизни зрение и слух, немая, попала к нему, он был поражен дикостью ребенка — словно звереныш, лишенный малейших проблесков человеческого сознания, сидел перед ним. Но вот Соколянский начал развивать оставшиеся у девочки органы чувств, особенно осязание. И через много лет Ольга Скороходова стала образованным человеком, обходившимся почти без посторонних услуг. Она умеет все делать для себя в быту и написала две интересные книги о своем восприятии мира. .

Значит, «первая причина всякого человеческого действия лежит вне его », разно как в движениях невольных, так и в произвольных. И Сеченов доказывает, что в тех случаях, когда движения делаются сознательно, мышечное движение тождественно с деятельностью мышц при чистых рефлексах. И мышцы и двигательные нервы остаются теми же — никаких особых мышц и нервов для произвольных движений не существует. Разница же между первыми и вторыми движениями заключается всего лишь только «во внешних характерах мышечного сокращения, т. е. все дело сводится на более и менее быстрое сокращение одной мышцы и на большее или меньшее укорочение другой».

«Теперь по порядку будем искать начала произвольного движения, т. е. возбуждения чувствующего нерва. Потом посмотрим, участвует ли в произвольном движении отросток в головной мозг, задерживающий рефлексы, и как участвует. Исследуем то же самое относительно отростков, усиливающих рефлексы. И если этим рассмотрением исчерпываются все характеры наипроизвольнейшего из произвольных движений, то задача наша кончена».

Что же, собственно, намеревается опровергать автор? Какие тезисы выдвигает перед ним оппонент — несуществующая личность, которая излагает общепринятые взгляды образованных людей общества?

Сеченов вкратце сам формулирует их: берется человек с сильной волей; в основе движений такого человека не лежит ощущение чувственного возбуждения — такие люди не уклоняются от выбранного пути, заглушают в себе голос естественных инстинктов; движения его определяются самыми высокими психическими мотивами, например мыслью о благе человечества; этот человек может быть бесстрастным до предела — это в его воле; всякое внешнее проявление его деятельности лежит в его воле; иногда даже самые произвольные его движения идут наперекор чувству самосохранения; всеми его движениями управляет воля.

И один за другим кропотливо, внушительно и абсолютно доказательно Сеченов разбивает все эти доводы.

Произвольные движения даже самого что ни на есть волевого человека возникают из чувственного возбуждения.

Сеченов начинает издалека — от колыбели ребенка. Ведь о характере человека судят по его деятельности, характер же развивается с самого раннего детства, «и в развитии его играет самую важную роль столкновение человека с жизнью, т. е. воспитание в обширном смысле слова. Произвольные движения имеют, стало быть, ту же самую историю развития».

У новорожденного младенца движения инстинктивны, притом их не так уж много: ребенок умеет открывать и закрывать глаза, сосать, глотать, кричать, плакать, чихать и пр. Слушать, нюхать, осязать он не умеет, потому что не умеет еще управлять теми мышцами, которые для этих ощущений нужны. Однако со временем он этому выучивается. Например, чтобы выучиться видеть, надо суметь направить на предмет зрительные оси обоих глаз. И ребенок, которому нравится яркий свет или яркий предмет, чисто опытным путем, постепенно выучивается так направлять оси своих глаз, чтобы изображение этого предмета было наирезкое. Делает он это, разумеется, невольно. Движение мышц, управляющих глазом, невольно развивается в определенном направлении и превращается в конце концов в привычку — становится заученным. Сведение осей глаз на один какой-нибудь предмет дает ясное ощущение этого предмета, а поскольку в это ощущение входит уже и цвет и очертания предмета, ощущение превращается в представление о видимом предмете. Как видно из всего этого, процесс представления не зависит от воли. Через много времени ребенок выучивается щупать вещь, которую видит. Таким же невольным образом, от частых повторений раздражений на слуховой нерв, ребенок выучивается слышать. И постепенно рефлексы со слухового органа переходят на мышцы груди, губ, щек и пр., и ребенок начинает лепетать, пытаясь воспроизвести слышанные им звуки. Акт тоже бессознательный. К этому времени у ребенка уже развиваются многочисленные ассоциации, зрительно-осязательные и слуховые, тысячи раз повторенные на протяжении его короткой жизни. И тут он уже начинает осмысливать речь. Например, ребенок увидел колокольчик и схватил его. Кроме зрительного и мышечно-осязатель-ного ощущения, возникает еще и раздражение звуком слухового нерва. Если весь процесс повторяется часто, ребенок начинает по ассоциации узнавать колокольчик уже по одному звуку. Затем, когда рефлексы со слуха переходят на мышцы языка, появляется и название колокольчика — «динь-динь». Так путем заучивания последовательного ряда рефлексов возникает полное представление о предмете.

Так же воспитываются в ребенке вкус и обоняние. И из сочетания бесконечного количества рефлексов возникают бесчисленные представления, которые служат материалом для всей остальной психической жизни.

Ребенку уже ведомо представление о пространстве — глаза умеют видеть все три направления — высоту, ширину, глубину; слух его улавливает протяженность звуков — и это дает ему представление о времени.

Не останавливаясь на показе развития ощущений и понятий о времени и пространстве, Сеченов вторгается со своими рефлексами в святая святых психологии — он анализирует память и доказывает, что и она не что иное, как плод частого повторения одного и того же рефлекса, отчего ощущение становится яснее и в скрытом состоянии сохраняется нервным аппаратом; под действием длительных и часто повторяющихся впечатлений в нервных клетках происходит некое биохимическое изменение, и оно навсегда оставляет след в нервном аппарате «…память как свойство чувствующих аппаратов действительно заключается в разнообразной последовательной изменяемости нерва за действием внешнего раздражения».