Владимир Лесин - Атаман Платов

Впрочем, как ни сочувствуй с опозданием на два столетия изнуренным донцам, упрекнуть Кутузова трудно. Главная армия действительно нуждалась в отдыхе и пополнении, пусть не больше казаков, но нуждалась, а государь требовал от всех войск «следовать беспрерывно за неприятелем» — союзники настаивали.

Остановка Кутузова в Вильно позволяла Наполеону хоть как-то подготовиться к встрече с ним. Поэтому трудно сказать, кому больше пользы сулил отдых русской армии. Так что и Александр I не подлежит безоговорочному осуждению за требование немедленно приступить к активным военным действиям на территории Европы. Главнокомандующий принял правильное решение бросить через границу сначала донские полки М. И. Платова, за ними — менее изнуренные маршами и боями войска П. X. Витгенштейна и П. В. Чичагова, а три недели спустя — главные свои силы.

Наставляя атамана перед походом через границу, главнокомандующий требовал предупредить казаков, чтобы они не чинили грабежей «и вообще никаких обид» мирным жителям, ибо это несообразно не только с его «видами, но и совершенно противно воле государя императора».

Понятно, не пользуйся казаки дурной славой грабителей, не было бы и необходимости предупреждать их. Атаман предупредил, пригрозив строжайшим наказанием за ослушание. На время донские корсары утихомирились…

Вечером 2 декабря донские полки Платова двумя отрядами пустились за отступающими французами: один — по левому берегу Немана к Тильзиту, другой — по дороге на Вильковиск. Сам же атаман с частью своего корпуса остался в Ковно ожидать отставших казаков.

Сидя в пограничном городе, Матвей Иванович ежедневно принимал от казаков и отправлял в Вильно до тысячи «изнуренных, израненных, убитых холодом» пленных. Уже в течение первой недели остатки Великой армии, отступавшие к Тильзиту, были «истреблены совершенно». Атаман убеждал главнокомандующего, что и та ее часть, которая потянулась по дороге на Вильковиск, до Вислы не дойдет, ибо французы умирали, как мухи, — «не менее четырехсот человек» в сутки.

На эти войска Наполеон рассчитывать не мог. Но за Неманом у него было около 70 тысяч человек, сосредоточенных на флангах: в Восточной Пруссии — корпуса Макдональда и Йорка и в районе Варшавы — Шварценберга и Ренье. Общее командование над обеими группировками император поручил испытанному Мюрату.

В середине декабря Кутузов определил направление главного удара на Кенигсберг, куда двинул корпус Платова в составе 24 казачьих полков, а справа и слева от него пустил войска Витгенштейна и Чичагова. Общее командование этой группировкой численностью около 60 тысяч человек он возложил на адмирала, месяц назад упустившего Наполеона при переправе через Березину. Перед ним была поставлена задача «не допустить Макдональда к соединению с главными неприятельскими силами».

Мюрат, убедившись в том, что ему не удастся закрепиться на рубеже правого берега Вислы, приказал отводить войска за реку, усилить там гарнизоны крепостей и, опираясь на них, остановить наступление русских.

В течение двух недель за Неманом действовали только казаки Платова. В середине декабря на левый берег реки переправились 3-я Западная армия Чичагова и отдельный корпус Витгенштейна. Боевые действия русских войск сразу же приняли наступательный характер.

Отношение казаков к мирным жителям Европы беспокоило не только Кутузова, но и командующего группой войск Чичагова. В предписании Платову от 19 декабря адмирал выразил уверенность, что «при вступлении в пределы Пруссии» атаман употребит «все возможные меры к соблюдению в корпусе строжайшей дисциплины и порядка» и не допустит «ни малейшего самоуправства и насилия, тем более что край сей по известным дружественным расположениям государя императора не должен почитаться неприятельским…».

Понять беспокойство Кутузова и Чичагова нетрудно: вступая в пределы Восточной Пруссии, важно было расположить население к русской армии, вовлечь его в освободительную борьбу против наполеоновской агрессии. Опыт же всех минувших войн свидетельствовал, что казаков надо постоянно держать под надзором. Атаман в очередной раз заверил фельдмаршала и адмирала, что давно уже дал своему корпусу соответствующий приказ…

Едва войска адмирала П. В. Чичагова и графа П. X. Витгенштейна переправились через Неман, как прусский генерал Г. Д. Йорк подписал Таурогенскую конвенцию о нейтралитете и прекратил военные действия, ослабив корпус маршала Ж. С. Макдональда сразу в пять раз. Последнему пришлось бежать, чтобы русские не отрезали ему путь отступления на Кенигсберг.

Мюрату не удалось организовать сопротивление русским на правом фланге их наступления в Восточную Пруссию. Он покинул Макдональда и срочно отъехал в Эльбинг, чтобы закрепиться на берегах Вислы, куда из районов Белостока и Гродно подходили саксонские и австрийские войска Ренье и Шварценберга.

Витгенштейн слишком поздно переправился через Неман, чтобы успеть отрезать Макдональду пути отхода к Кенигсбергу. Поэтому перед ним ставилась задача преследовать ослабленный французский корпус и нанести ему «сильное поражение». В то же время армия Чичагова и казаки Платова, «ускоряя марш», должны были не допустить противника к Эльбингу и Висле.

Почти три недели многочисленные партии казаков находились в постоянном «поиске» на возможных путях движения неприятеля и поддерживали сообщение между армией П. В. Чичагова и корпусом П. X. Витгенштейна. Сам же М. И. Платов по-прежнему оставался в Ковно, где задержался аж до 20 декабря. Поползли какие-то грязные слухи, исходившие, по-видимому, от графа В. В. Орлова-Денисова, который «по молодости лет сильно капризничал». Смысл генеральских сплетен могло бы прояснить письмо лейб-медика Я. В. Виллие, полученное атаманом в эти дни, но я не нашел его. Зато сохранился ответ Матвея Ивановича «истинному другу Якову Васильевичу». Приведу несколько строк из него:

«…За искренние объяснения ваши на счет меня некоторых завистников в рассуждении службы моей чувствительнейше вас благодарю. Бог видит, сколько предана душа моя ко всемилостивейшему монарху моему и любезнейшему Отечеству. Кто же может потемнить ревностнейшее служение мое… когда оно чисто…

О графе Орлове больше ничего не нахожу сказать вам, как то, что я сожалею о нем… он из рода нашего и сын покойного приятеля моего; но что происходит — я не понимаю…»

Процитированное письмо Платова датировано 12 декабря 1812 года. Через три дня атаман написал очередное послание лейб-медику с выражением благодарности за присланные капли, «которые начал употреблять». Остается предположить, что Матвей Иванович задержался в Ковно из-за болезни.