Иван Беляев - Записки русского изгнанника

— Что с тобою?

— Черт!

— Ты сам сегодня ошалел! Лошадь шла спокойно.

— Дьявол!

— Несется как бешеный, ноги вытянул, как палки, сам сидит на задней луке, как финский пароход, которого труба на… Я хотел сказать: на корме.

— Не зубоскаль, Рооп. Залез на свою лошаденку и издевается над теми, кто каждую минуту рискует сломать шею.

— Какая клячонка, мой милый! У Ваньки конь четырехвершковый, моя еще на полвершка выше.

— Выше-то выше, да бок проели мыши.

— Как так?

— Посмотри на свой маклак. Тот оглядывается:

— Правда, что за притча? Где это он заработал такую ссадину?

— А у тебя пятно на кителе…

— А в рожу не хотите ли?

— Ну, будет: кто рифмы точит, тот в зубы хочет. Ну, а Яльмара я еще проспрягаю.

— Что такое? Как?

— А вот как: в настоящем Backlund, в прошедшем Buck [50] Buck — (англ.) самец оленя, зайца. , а в остальном…

— Ну, погоди, я тоже подыщу рифму на твою фамилию.

— Господа янаралы, будет вам клевать друг другу очи — вот мы уже в парке… По местам! С передков! Еще раз спасибо вам, дорогие! Выдать всему расчету по фунту ситного.

— Ррррады стараться! Покорнейше благодарим…

На самом деле, что с ним такое? Слыхал, как он хлопнул дверью, когда вошел в комнату?

— Швед он был, шведом и остался. Никак не приведешь его в христианство. Сваливает на лошадь, а сам взбесился…

Перед ужином он все-таки немного успокоился.

— О, черт! Возьми всех и всякого! Понимаешь, отец ни за что не хочет, чтоб я на ней женился.

— Почему?

— Она русская — староверка… Бедный Яльмар!

— Выходит, ты прав. И на него беда пришла. С отцом ему не справиться. Он, пожалуй, и до сих пор держит для него розгу за зеркалом.

У каждого свое горе!

— А у тебя-то что?

— Ах, милый! Разве ты меня поймешь?!

— А что?

— Да у меня двойня!.. C'est affreux… [51] О, это страшно… (фр.).

— Рооп знал два или три слова по-французски и умело пускал их в оборот.

— У кого? У твоей невесты?

— Да нет, у той, другой.

— Ну послушай! Ведь это же свинство… Какой же ты жених после этого? Я и не подозревал, что ты такое животное…

— Ах, милый, но ведь я же не могу… Моя невеста меня понимает. Сразу я жениться не могу, придется еще подождать год или два. Но ведь не могу же я обойтись без женщины…

За дверью стук:

— Можно?

— Ах, Николай Петрович! Какими судьбами?

— Зашел покончить со строительным комитетом… Кондрашов в канцелярии? Я к нему. А что вы поделываете?

— Да вот тут все меня бросают. Заделались женихами!

— А ты что же зеваешь?

— Не слушай его, Николай Петрович, — он тоже жених!

— А, это интересно. На ком же, если не секрет?

— Да у него целых три!

— Ну тогда надо бросать их всех и искать четвертую. Я немного тороплюсь закончить все перед отпуском, да мимоходом заеду на Дудергоф…

— Вот счастливец, — бормочет Рооп, когда за Демидовым затворяется дверь. — Видал ты его Екатерину Александровну?

… По Гатчинскому шоссе вытянулись оба артиллерийских училища. За последним орудием — наша батарея, включенная в состав бригады, приданная на маневр гвардейским стрелкам.

Впереди, как всегда на походе, мы трое. Баклунд все еще не в духе. Рооп предвкушает радостную встречу с невестой… «Она очень яркая блондинка с темными бровями. Ей нравятся мои крошечные бачки. А ты заметил, мой Шейка тоже отпустил себе такие же, только они у него рыжие.

— Это почему? — спрашиваю.

— А мы, — говорит, — завсегда берем с наших офицеров. У вас такие же и у штабс-капитана, и у поручика Баклунда. Теперь, почитай, все наши позапущают такие.

— Вот шарлатаны! Пожалуй, тоже понацепят себе шпоры с цепочками.

— Ничего не поделаешь, милый, — мода! Мода сверху идет. А ты о чем задумался? О вчерашнем?

— Нельзя так горячиться, — говорит Баклунд. — За один выезд сломал четыре дышла.

— Положим, только два… Другие два только треснули, так мы их схватили обоймами. А те сразу же заменили запасными.

— Ну вот, вернемся завтра домой, как только слезем с коней, загнем тебе салазки.

— Ну да, и с проявлением личности, — поддакивает Яльмар. Он уже повеселел.

— Но зато какой великолепный был выезд, — оправдываюсь я. — Влетели враз на позицию и моментально открыли огонь им во фланг, раньше, чем даже пехота. Любо-дорого было смотреть!

— И оглушили командира Семеновского полка Лангофа. Он мне жаловался: до сих пор звенит в ушах!

— Сам виноват, чего он лезет перед дула?

— Все равно, тебе салазок не миновать!

На биваке нас приглашают офицеры Константиновского училища. Встречные юнкера радостно улыбаются — их очаровала наша лихость в строю и задушевная простота вне службы. Теперь к нам записываются только фельдфебели и лучшие по успехам!

В огромном шатре собрания, окруженный своими офицерами, сидит наш старый «Шнапс» — ныне генерал Чернявский — начальник училища. Кругом все знакомые лица офицеров, которых он перетащил за собою из Михайловского: мой отделенный Зворыкин, Чернев, Похвиснев, Деревицкий, мой товарищ Шелковников — мы здесь свои.

В то время как «Михайлоны» все время сохраняют свой удивительный тон и выдержку, здесь «Костопупы», несколько более простоватые, поражают своей дружеской спайкой, которую сумел им привить их «бог», восседающий на Олимпе в центре собрания, в облаках табачного дыма.

— А, Беляев! Славные у тебя офицеры! Да и боевой расчет хоть куда.

Утром, чем свет, загорается перестрелка. Против нас вся 2-я дивизия и с ней 2-я бригада. Маневр разыгрывается на равнине, окруженной холмами. Мы врезаемся в неприятельское расположение, снимаемся с передков и, забывая все на свете, сыплем беглым огнем по густым цепям, — наступающим на нас «по старинке», в открытую…

В самую критическую минуту с левого фланга раздаются бодрящие душу звуки «Пьяного марша». Это Императорские стрелки с громовым «ура» обрушиваются на фланг противника, уже готового ворваться на нашу батарею. На холме напротив, под флагом главного посредника, слышится сигнал: «Соберитесь, соберитесь, соберитесь». Скачу туда и я…

— Беляев, слыхали?

— Что такое?

— Во взводе вашего брата вследствие несчастного случая убит солдат.

Боже мой! Какой удар для родителей, для невесты убитого! Бедный мой Володя!

Как только мы поставили орудия в парк [52] Парк — речь идет об артиллерийском парке, являющемся соединением определенного числа орудий и артиллерийского обоза для действий в поле или осады крепости. , едва переодевшись, лечу в Дудергоф, где он снял дачу с молодой женой [53] Жена Владимира Тимофеевича Беляева — Елизавета Андреевна, урожд. Мусселиус (1880–1918). .

Я застал его еще дома, хотя он уже получил распоряжение отправиться на гауптвахту, так как являлся ответственным за свой взвод.