Иван Беляев - Записки русского изгнанника

Аудитория под председательством маститого Семенова-Тян-Шанского постоянно была полна и вызывала глубокий интерес. В моей памяти врезалось особенно несколько сообщений. Уже тогда узнал, какой натиск ведут США, пытаясь подчинить своей торговле даже отдаленную Якутскую область и открыто спаивая туземцев.

С детства копивший копеечки для путешествий по следам Миклухо-Маклая скромный преподаватель географии повествовал о своих путешествиях среди туземцев Австралии и о возмутительном отношении к ним белых, иллюстрируя свои рассказы садистскими открытками, изображавшими убийства несчастных туземцев. Помню одно сообщение о Парагвае, где говорилось, что «нынешним прогрессивным правительством этой отсталой страны решено распродать иностранцам обширнейшие земли на запад от реки, чем положено начало новой эре». Уже много позднее присутствовали мы на лекции Амундсена, который по возвращении из южных полярных стран читал сообщение на английском языке, но так ясно и выразительно, и при том сопровождая его такими чудными картинами, что привел всех в восторг.

Как-то раз С.Ф.Ольденбург захватил меня на сообщение его академической секции. Я никогда не бывал на подобных заседаниях и в своем гвардейском мундире был единственным в группе ученых.

Первым вопросом был доклад приват-доцента Бертельса о полуистертой надписи на монете, найденной близ Самарканда. В длинной диссертации молодой ученый раскрыл целую картину среднеазиатской торговли времен расцвета Самарканда; причем, по его мнению, найденная монета была предназначена исключительно для обращения вне города. В разгаре. конференции влетел высокий сухой старик с резкими манерами и живыми черными глазами. «Это Радлов», — успел шепнуть мне С.Ф. В одну минуту Радлов опрокинул всю систему Бертельса, заявив, что это стертое слово было «в» Самарканде, а не «вне» Самарканда, чем глубоко огорчил своего коллегу, хотя и вызвал общее одобрение.

В заключение поднялся молодой блестящий академик и с живостью в голосе и манерах прочел найденное им где-то изыскание какого-то древнеиндийского философа, где этот мудрец пытается установить, что женщина обладает 19 качествами для привлечения смертного: наружностью, взглядами, прикосновением и т. д., что вызвало общие аплодисменты популярному докладчику и интересной теме. В заключение он познакомил меня с профессором Марром, единственным специалистом по изучению Кавказа, и с Клеменцем, директором Этнографического музея.

— Вы знаете, — говорил мне впоследствии милейший С.Ф., - недавно мы с Клеменцем разбирали вопрос, кого бы пригласить для сопровождения нашей экспедиции для раскопок Турфана в Монголии, и единогласно решили просить вас.

Экспедиция должна была длиться много месяцев и совершенно отвлекла бы меня — в иное русло. По воле Вышнего ей помешали надвигавшиеся события на Дальнем Востоке. Это предложение было для меня, во всяком случае, великой честью. Сама экспедиция закончилась уже после Великой Войны (1914–1918 г.г.).

Дома, лежа в теплой постели, не раз задумывался я перед тем, как отойти ко сну:

— Ну хорошо! Проведя год за годом в бесплодной монгольской степи, с кучкой ученых и конвойных казаков, среди тысячелетних развалин в поисках какой-нибудь полуистертой монеты, найдем мы новое заключение какого-нибудь мудреца, раскрывшего в женщине 19 совершенств и так и не нашедшего в ней 20-го, без которого все остальные — ничто. А я — я найду это совершенство, и она будет моя со всеми своими прелестями, которые разом оживут в ней, когда я открою ключ к ее сердцу!..

Возвращаясь с Кавказа позднею осенью 1903 г. из продолжительной экскурсии в горах, уже дорогой я услышал смутные слухи о столкновении с Японией. Но вскоре другие события, более близкие, заслонили собою эти тревожные известия.

Я подкатил к нашему подъезду весь мокрый от осенней измороси, в истрепанном пальто и, вдобавок, с болезненной раной (нечаянно всадил себе в ляжку острый финский нож).

— У нас новости, — сказала тетя Туня, когда мы уселись за стол.

— Какие?

— Миша женится на Наташе [57] Михаил Тимофеевич Беляев женился на двоюродной сестре по матери Наталии Николаевне Энден, род. 29 мая 1872 г. . Свадьба будет на Рождестве, они венчаются в Леонтьевском. На днях нам придется подумать, куда устроиться — квартиру будут ремонтировать заново.

Вскоре тетя Туня переехала к Сереже, где и провела свои последние дни. Тетя Лизоня сняла крошечную комнатку напротив. Меня с радостью взяли к себе мои младшие братья. Коля жил в чудной квартире напротив Сергиевского собора, в ста шагах от наших казарм. Там же останавливались родные при визитах в Петербург, так как папа был назначен комендантом Кронштадтской крепости и часто приезжал по делам.

Комната была прелестная, уютная, с окном на площадь, рядом с большой гостиной; жизнь обходилась дешево, но я постоянно бывал один, так как братья все время проводили у знакомых. Наше патриархальное гнездышко развалилось.

Мой Мишуша наконец устроил свою жизнь. Но этот брак не был его мечтой. «Whome first we love, we seldom wed» [58] Кого мы впервые любим, на том редко женимся. , —говорит трогательное, полное невыразимой грусти стихотворение английской поэтессы, имя которой, к сожалению, выскочило у меня из памяти. Раньше всего он влюбился в Зою. Но она отвечала ему лишь самой интимной дружбой. Затем он стал ухаживать за хорошенькой Любой. Но у нее были другие вкусы и перспективы. Теперь он сделал предложение ее сестре, девице на выданье, но хорошей души, прямой и серьезной, которой не сладко жилось дома, так как мать все чувства перенесла на младшую. Она с радостью приняла предложение.

Чистенький, аккуратненький, безукоризненно державший себя во всех отношениях, Мишуша обнаружил лишь одну неизгладимую черту характера: безграничную любовь к родному гнезду и ко всему, что только носило печать милого Леонтьевского. Вне этого ничто ему не нравилось. Я думаю, что даже только ради этого он поступился своими строгими взглядами и не уклонился от брака с двоюродной сестрой, в противность с церковными правилами, которыми руководствовался всю жизнь.

Ближайшее начальство, искренно дружившее с ним и ценившее его кроткий и покладистый нрав и огромную работоспособность, легко дало ему разрешение на брак, но, дабы не привлекать внимания церковных авторитетов, свадьбу решили отпраздновать в Леонтьевском. Шаферами пригласили меня и доктора Стефановича, но со стороны невесты были старые сенатские друзья ее отца.

Для меня это был редкий случай. В деревне я бывал во всякое время, кроме зимы. Я был поражен красотой зимнего ландшафта. Когда мы мчались по покрытым снегом полям, сокращая путь целиною, любуясь осыпанными снегом елями и соснами, между заветных, дорогих по воспоминаниям уголков нашего медвежьего края, я понял моего милого Мишушу, которого первою и последнею любовью было родное Леонтьевское.