Перикл Ставров - На взмахе крыла

Он не мерцает, он не дышит,
Он задыхается во сне —
Он невозможней, чем афиша,
Что птицей бьется на стене.

Как дымок, расплывается прочь
Синекрылая, легкая ночь,
Если звезды мерцают светлей,
Если ветер сорвется с полей
И вздувается синью река
И прозрачней, чем звезды, тоска…

Но смешней декорации нет, —
В скучноватый, печальный рассвет
Суматошный врывается свист
И кружится отчетливей лист.

Семенит, просыпаясь врасплох,
Пароходик, смешной скоморох,
И мотор на реке
та-та-та
та-та-та
Пустота, пустота…

Какой заботою удручены
Мы поднимаем в гору, в гору
Сухую накипь призрачной волны
И горечь праздных разговоров,

Так близится заманчивый удел,
И кое-как мы коротаем сроки…

Но в сумерки, на одинокий лад
Холодный прах перебирая,
Но в сумерки,
Когда часы безжалостно стучат,
Не призывая и не обличая,

От влажной тяжести ночной
Отгородившись каменной стеной,

Как медленно мы погибаем…

За стеной мы как в крепости оба,
Синий призрак едва различим.
— Если верность есть верность до гроба…
— Ничего, помолчим, помолчим,

Если счастье есть счастье такое,
Не увижу, не вспомню лица,
Пусть цветы расцветут на обоях.
До конца, до конца.

Все равно — не судите нас строго
В подозрительный, трудный наш час,
Много бедных, печальных, убогих
В этот дом приходило до нас.

«Крутится, вертится шар голубой…»
Над золотистою тенью земной,
Солнечной пылью взнесен и пронзен,
То как потерянный мечется он,
Бедного смысла игры не раскрыв.
Струнной шарманкой украден мотив,
Музыки детской пронзительный звон
Дергает шуткой смертельный наклон,

Некуда шарику, негде упасть.
«Кавалер барышню хочет украсть…»

В ночной глуши, в каморке темной,
Захлебываясь верностью и страхом,
Сводить, вздыхая, счет судьбе заемной,
Возможностям падения и краха,

Чтоб то, о чем мы и мечтать не смели,
Скользя, не помня, спотыкаясь, мимо…
А рядом на обоях птицы пели
О радости почти невыносимой.

Нет, не о том… стучали поезда,
В дрожащей синеве коростели свистели,
Высоким полднем плавились года
И месяцы скользили, как недели…
Нет, не о том — в падении без дна,
В прозрачной ясности, в передвечерней лени,
Когда пустеет день и неба глубина,
Дома — как призраки и люди — как мишени.

Нет, не о том… в пяти, в тот раз…
Последним вздохом в мой последний час.

Не время, надежда, не время.
Ни горести нам, ни отрады.
Но в пропасть свергаются годы,
Но кверху взвивается пламя,
Не надо, не надо, не надо…

Так жизнь изойдет расставаньем,
Так сердце истает разлукой,
За темным, скупым подаяньем
Так бедные тянутся руки.
Не время, надежда, не время…

Волнуется парус раздутый
В покинутом небе, огромном,
Минутку, еще бы минутку
На берег, на берег, на темный.

Кристальней и звонче дыханье
В предутренней зябнущей дрожи
В печальном, за дымкой, прощанье
Слова на слова не похожи.

Бессильная повесть утраты
На холод, на холод кристальный…
В последнем, горячем пожатье
Не скомкав платочек прощальный.

Поговорим теперь о том, о сем,
О горести моей, о бедствии твоем,

О счастье, о войне, о синема,
О глупости людской и об игре ума,

(Какой пустой, беспутный — пятый час!),
О том, что в городе никто не знает нас,

За поворотом нас никто не ждет,
Свобода песни нам печальные поет,

И скука сквозь вечерние огни
Жужжащим роем осеняет дни…

Но все — в беседе двух друзей неутолимой,
В разврате слове — все будет мимо, мимо…

Утро рассветною пылью туманится
В розовом облаке перистых чаяний,
День начинают святые и пьяницы
Для ожиданий, намеков, раскаяний.

…Как на беду ничего не случается.
Жить очень хочется. Жизнь продолжается.

Если, словно в пустом ожидании,
Беспредельное небо (знаешь заранее),
Сиротливей и каменей зданья,
Это значит — прощание…

Вознесенный фасадом особенно гол,
Четко шаркают ноги о каменный пол,
Суета, но не та,
Не такая, как те,
Не такая, как следует быть суете.

На часы и минуты разграфленная мука,
Можешь дни тасовать, как картежную скуку,
Можешь сердце по сходной продать
И вослед платочком махать…

Только там, в затаенном вагоне,
Бьется тот же ответ монотонный,
Без стенаний, без слез, без досады,
Механически — мертвой цикадой,
И болтается — куклой во сне —
Чей-то вымокший плащ на стене.

Все ровнее, быстрей и нежней,
Все прилежней колеса стучали.
В голубом замираньи полей
Запах дыма и скрежет стали.

В серебро уходящая мгла,
Лошадей и людей вереницы.
Брызги влаги на взмахе крыла,
Хриплый окрик разбуженной птицы.

Эта белая даль — не снежна,
Эти тени дорог — не бескрайны,
Оттого эта тайна нежна,
Что осталась, как тени, случайной.

Только музыка все слышней,
Только небо светлее и ближе
В голубом замираньи полей,
На разъезде путей, под Парижем.