Борис Смирнов - Воспоминания склеротика

По настоянию друга Юры мы сдали экзамены в строительный техникум, где появились новые компании и новые «романы». Учились мы оба хорошо, но приятеля дважды выгоняли из этого учебного заведения, хотя на следующий день восстанавливали снова благодаря тому, что его папа был директором крупного деревообделочного комбината им. КИМа, а там проходили производственную практику чуть ли не все студенты нашего техникума. Выгоняли Юру за «оскорбление» преподавателей. Однажды, начало урока по сопромату задержалось из-за отсутствия педагога, его вызвали в военкомат. -Чего это вдруг нашего Конева (это фамилия учителя) потащили в военкомат? – спросил кто-то. -- Он уже старый (ему было лет двадцать пять). – Решили проверить, не болеет ли он сапом. – сказал Юра. Вошедший в это время Конев выгнал остряка из класса, а директор - из техникума. В другой раз, увидев на груди молодой учительницы немецкого языка металлический якорь, поинтересовался: -- какой моряк швартуется на этом месте? Его шутки высоко ценил только преподаватель географии, который сам не прочь был над кем-нибудь подзадорить. Как-то он, желая поставить Юру в сложное положение, спросил: -- какое расстояние от гоминьдана (партия в Китае) до Кантона (город)? На что услышал мгновенный ответ: такое же, как от Ростова до рождества христова. Легко окончив техникум, Юра был быстро женат отцом на дочери своего друга и устроен на поселение и обучение в архитектурном институте в Москве.

Мне же окончанию этого учебного заведения помешало желание сменить его на музыкальное училище. Туда возможно было поступить учиться по классу гобоя. Но для этого потребовалась операция. Дело в том, что ещё в первые школьные годы я попал под взрывное открытие дверей класса бегущими на переменку учащимися. Эту дверь я встретил носом. И был доставлен в больницу с перебитой носовой перегородкой. После войны у меня было очень заметное искривление этой перегородки и выпуклое костное образование. Многие думали, что я занимаюсь боксом. В музыкальном училище мне сказали, что на гобое я играть не смогу, поскольку носом не дышу совершенно. Профессор Рейнус взялся сделать мне операцию и поместил в светлую большую палату своей клиники.

Эта часть моих воспоминаний озаглавлена незаконченным известным афоризмом не случайно. Я считаю, что вторая его половина «… и я скажу, кто ты», не совсем соответствует реальной действительности. Вот самый простой пример. На подаренной мне в 1981 году своей книге Сергей Владимирович Образцов любезно написал «Донецкому другу Борису Наумовичу от автора». Если даже предположить, что это не просто благородный жест известного режиссера, а истинное проявление дружеского расположения, всё равно было бы опрометчиво судить обо мне по столь высокой фигуре.

Точно так же неверным, было бы меня как-то равнять с действительно близким мне другом, талантливейшим поэтом и интереснейшим человеком Владимиром Натановичем Орловым, которого мне так не хватает. Мы были друзьями более пятидесяти лет, до самых последних его дней. Нас подружила и связала на долгие годы общность интересов и мировоззрения, а в дальнейшем и творческая работа. Познакомились мы случайно в больничной палате оториноларингологии. Нам было по шестнадцать-семнадцать лет. Медицинский персонал мы удивляли полным непониманием серьезности предстоящих операций, раздражали шумным и смешливым характером и настораживали непредсказуемостью наших затей. Начинающий поэт и подмастерье портного, в котором сочеталась романтика и извечный юмор выходца из бедной еврейской семьи неунывающих ремесленников, пришелся мне по душе своим оптимизмом, коммуникабельностью и дружелюбием. Возможно, Володя стал бы и неплохим портным, ведь талантливые люди во всём талантливы. Но его наставники быстро выгнали своего ученика, который прожигал дырки на брюках клиентов, отвлекаясь от горячего утюга поиском рифмы. Всё, что он вынес из короткого обучения ремеслу, это множество забавных портновских анекдотов и убеждение в том, что его истинный путь поэзия. Несколько лет Володя пытался завоевать читателя, но похвастать мог лишь небольшими успехами, не считая успеха у девушек, одну из которых ему удалось увлечь в совсем юные годы. Редкие публикации, прежде всего в евпаторийских газетах, никак не могли материально обеспечить рано обремененного семьёй поэта. Молодая красавица жена могла гордиться только своей огромной русой косой, но не умением вести хозяйство. Надо отдать должное чудесной женщине Ноне Орловой, что она достаточно быстро освоила в совершенстве сложную профессию жены, матери и истинной хозяйки хлебосольного дома. Чета Орловых переехала в столицу Крыма, где понемногу Володя становился всё более популярным и издаваемым. Союз писателей, членом которого он со временем стал, обеспечил его хорошей квартирой, а заботливая жена всеми условиями для творческой работы.

В начале шестидесятых годов я привел своего друга в театр, который заинтересовался его романтической легендой о девочке Чайке, спасшей революционных моряков. Конечно, это был первый опыт Орлова как драматурга, но именно он открыл ему дорогу в театр кукол, близкий детскому поэту. Эта пьеса сыграла неожиданную и весьма важную роль и в моей жизни. На премьеру спектакля Володя пригласил всех родственников и знакомых, среди которых оказалась, как будто неприметная на первый взгляд девушка. Я обратил на неё внимание, поскольку увидел необычайную для среды моего вращения робость и застенчивость. А вечером, когда в дружной компании мы отмечали первый успех многомесячной работы над спектаклем, Орлов познакомил меня с ней. С этого октябрьского дня 1961-го года я с этой девушкой Валей, согласившейся поменять свою девичью фамилию Сколяр на мою Смирнова, не расстаюсь уже сорок лет и с благодарностью вспоминаю широкий жест моего друга, подарившего мне выигрышный билет.

Не всё гладко шло у Володи в драматургии. Были тому и объективные, художественные причины. Но чаще всего трудности возникали по самой страшной и гнусной причине - это по причине человеческой непорядочности, нечестной конкуренции и, конечно, связанной с пятой графой анкеты. Поэтому, все звания и регалии поэта Владимира Орлова: член союза писателей СССР, лауреат множества литературных премий - надо оценивать вдвое и втрое, как срок военной службы на дальних рубежах советской родины. Ибо всё это добыто огромным талантом и неимоверным трудом.

Его веселой пьесе «Золотой цыпленок», идущей сегодня чуть ли не в каждом театре Украины и России, пользующейся успехом и за рубежом, ставились дикие рогатки и заслоны. Продажные рецензенты, по указке чиновников министерства культуры, старались охаять Орлова. Вмешательство ведущих режиссеров Украины, защищавших пьесу, расценивалось как предательство и сулило немало неприятностей авторам письменных протестов.