Лада Исупова - Мастер-класс

– Нельзя! Никогда не делай этого.

– Как скажете.

И вдруг такая просьба! Вот что значит – вольнодумные столичные штучки, им наши законы не писаны. Еще и десять минут играть, где же я столько песен наберу?

– А вам нужны только американские рождественские или пойдут любые европейские?

– Любые, конечно, на ваше усмотрение.

Ну тогда отлично – поди там знай, что я играю.

И я стала импровизировать – неспешно, умиротворенно, оставляя позади суетливый день, отгораживая зал от всего, что осталось за его пределами, вплетая наплывающие воспоминания и ассоциации в музыкальный рисунок; как жемчужины на серебряную нитку, нанизывая русские и английские рождественские мелодии, немецкие – привезенные с гастролей, польские – из детства, и сладкое тепло разлилось вокруг. Одесская девушка сидела ко мне спиной, глядя на нее, я заиграла «В лесу родилась елочка». Она резко обернулась и заулыбалась. А потом рояль запел ей об Умке, и одна за одной стали всплывать мелодии из фильмов детства. Наконец педагог всех поднял, и урок начался.

Может, он задавал слишком простые комбинации, чтобы не утомлять людей после дороги, может, мой опыт значительно вырос, но играть было довольно просто, как будто играешь своим, без напряжения и неожиданностей.

Что сразу бросилось в глаза: класс был не только расслаблен, но и расхлябан. Не в том смысле, когда говоришь «класс расхлябан», и возникает ассоциация со школьным уроком, где за партами сидят дети, кто развалившись, кто обернувшись, кто учителя слушает, кто болтает. Нет, балетный класс – это немного другое, и, например, если педагог задает упражнение, а ученик на него не смотрит, или меняет комбинацию, или заканчивает упражнение сообразно своему ощущению, а не вместе с музыкой – это называется «класс расхлябан». Для непосвященного глаза он даже может показаться вполне нормальным – все молча чем-то заняты. Но этот класс выглядел как на самовыпасе и напоминал спящую царевну, а педагог, напротив, был бодр, громогласен, подхохатывал, бравировал и неустанно радовался сам себе. Эдакий вечный праздник, который всегда с тобой.

Я подумала: как удачно, что я начала знакомство с компанией не с них, а то наверняка бы подумала, что вот они – звездные бродвейские – кто в лес, кто по дрова, каждый себе хозяин. Понятно, что они хороши и в роскошной форме, а как поднимут свою бесконечную ногу, то о-го-го, какая линия, какая красота, такие жар-птицы стаей не летают, они каждый сам по себе, с такими, наверное, так и нужно? Но тут же возникало невольное сравнение с первым педагогом – тогда все выкладывались по полной каждый раз, и нынешние сразу бледнели на этом фоне.

Чем дольше я играла, тем сильнее укреплялась в мысли, что Он – характерный танцор, любит буйное, энергичное, и на гранд батман заиграла ему «Танец рыцарей» из «Ромео и Джульетты» Прокофьева и…

…если бы, давая вступление, я смотрела куда угодно – в ноты, на клавиатуру, на занимающихся, в окно, то в следующую секунду, взвизгнув, отскочила бы от рояля, как ошпаренная. Но я, не отрываясь, смотрела на педагога, поэтому точно видела, что ничего страшного не стряслось: на него не упала бетонная плита, в него никто не выстрелил в упор, он не падал подрубленным, а стоял как стоял, поэтому я только дернулась, но не остановилась. А случилось следующее: он, с первых аккордов узнав произведение, резко присел и взревел-взвизгнул, я бы даже сказала – взрычал на весь зал. Спору нет, приятно, что на твою игру реагируют, но так и заикой можно сделаться. Когда упражнение закончилось, танцоры повернулись ко мне и зааплодировали, и это мне не понравилось. Они еще не раз аплодировали в течение занятия, и каждый раз мне было неуютно. У нас так не принято – есть устоявшийся ритуал: благодарить и аплодировать в конце, потому что концертмейстер – это не исполнитель, развлекающий публику разными произведениями, это другой жанр, другая манера исполнения, другой выбор программы. Пианист играет «класс» – это одно большое произведение, которое выстраивается по определенным канонам. Благодарят – за класс, а не за то, что ты отлично сбацал «польку-бабочку». Позже я узнала, что это считается совершенно нормальным в театральных компаниях, но я-то привыкла к учебным заведениям, поэтому меня тогда царапнуло.

До конца урок так и не довели – труппу ждали на ужин, впрочем, мне и так уже было понятно, что будет происходить на больших прыжках, – там будут пробивать башкой потолок каждый в своем режиме, то есть ни о каком «в музыку» речи не пойдет, этим точно нужно будет играть под ногу, и очень-очень ad libitum [4] .

Наутро среди зрителей, которые подтягивались на мастер-класс, я встретила свою шефиню. Мы болтали о том о сем, и я похвасталась, что гости вчера называли меня по имени, стало быть, они меня узнали. Она всплеснула руками:

– Что значит «узнали»? Они тебя знают, ты же единственная, кто им играет.

– В каком смысле?

– Как в каком? Я же тебе говорила.

– Я не помню… или не поняла.

– Ну как же? Помнишь, когда я просила играть в первый раз? К тому времени они восемь лет ездили со своим проектом, но без пианиста. Мастер-классы шли под диск, потому что колледжи предоставляли им своих концертмейстеров, но ни один не смог доиграть класс. В итоге они объявили, что их компании играть с ходу невозможно, нужно знать специфику, а своего пианиста возить дорого, вот они и стали работать под диск. За много лет ты единственная, кто им играет.

Я онемела. Стояла, пытаясь переварить услышанное.

– Погоди, как же ты не знала? Они второй год нанимают тебя напрямую.

– Но я думала, что они в каждом колледже так делают… что они у вас спросили, а вы меня порекомендовали… ну чтобы других музыкантов не беспокоить.

– Ничего мы не рекомендовали! Никто и не спрашивал. Ну ты даешь!

Она засмеялась и потрепала меня по плечу. Я не шевелилась. Народ прибывал, и нужно было отправляться на свое место.

Села. В голове глухо кружилось бессвязное: как же так?.. Если бы я знала… я бы не переживала до такой степени… и вообще по-другому бы играла – смелее, свободнее, не чувствуя себя примитивной – два прихлопа, три притопа… то-то они меня все время так разглядывали… и такие осторожно-вежливые… все думала, что терпят, как взрослые дяди маленькую девочку. Начала прокручивать в памяти прошлые разы – где были мои глаза?!..

Начался мастер-класс, я не могла сосредоточиться, играла как в тумане – бамц мимо нот, опять бамц – мимо, и вдруг радостное тепло разлилось по телу: а и фиг с ним! Ни страха, ни волнения, ошиблась – не беда, никто и не заметит, как же легко теперь играть! И на душе стало радостно-спокойно – нет ничего, чего я бы могла бояться, ну что такого они могут сплясать, чего я не сыграю?!

Читать дальше