Пьер Птифис - Поль Верлен

Но ведь если она свободна, она должна вернуться!

16 мая он сообщает Лепеллетье о своем последнем — и решающем — письме жене, от которой он «не без наивности» ожидает ответа, в противном случае он будет вынужден действовать, «ведь было бы слишком глупо, — говорит он, — изводить себя и жить в долгом и коварном ожидании чего-то „после дождичка в четверг“».

Это письмо, так же как и множество других, Матильда нераспечатанным бросила в ящик стола, а прочитала лишь много позже.

Разве этого недостаточно, чтобы несчастный все понял? Но нет, он дает Лепеллетье новое задание: он должен увидеться с г-жой Берто, скульптором, у которой он впервые встретил «милого ребенка» и которая, таким образом, в некоторой степени несет ответственность за его женитьбу. Он должен передать ей, а та, в свою очередь, Матильде, что продолжение «такого возмутительного дела, как этот грязный и комичный судебный процесс» было бы ужасным несчастьем. Но Лепеллетье, которому вся эта история начала уже порядком надоедать, по всей вероятности, просто проигнорировал его просьбу.

От постоянных неудач несчастный Верлен в конце концов пал духом. С этого момента он решил пустить судебное дело на самотек. Его адвокат, судя по всему, так и не получил от клиента обещанных «пламенных речей» в свою защиту, о которых мы говорили выше, ибо если бы подобный документ у него был, он не упустил бы возможности подать встречный иск. А встречного иска не было.

Несмотря на «ужасную тоску», Верлен снова думает о «Романсах без слов», рукопись которых — он в шутку называет ее «Гюстав» — он отсылает 19 мая Лепеллетье, чтобы тот передал ее издателю, Лашо или Дантю, или какому-нибудь печатнику, например, Лешевалье, который обязался выпустить вторую серию «Современного Парнаса», а то еще можно использовать типографию газеты «Пепль суверен», в которой работал Лепеллетье. Поль хотел, чтобы сборник вышел до судебного разбирательства, ибо после его начала, — говорил он своему другу, — все будут думать, что он хочет использовать шумиху вокруг процесса как рекламу книге.

Лепеллетье не понравилось, что сборник Поль посвятил Рембо. Идея показалась ему несвоевременной и неуместной. Но Верлен стоял на своем: эти стихи, говорил он, сочинялись в его присутствии, и он все время побуждал его их писать, и потом, он заслужил это посвящение своей преданностью и привязанностью, которые всегда выказывал по отношению ко нему, «а особенно тогда, когда я чуть не умер».

Верлену не удалось убедить Лепеллетье, и 23 мая Поль написал ему «убери посвящение, если считаешь нужным», что тут же и было сделано.

Что касается Поэзии, составляющей теперь его цель, он предполагает вернуться к эстетике Парнаса. Новой «системой» станет тотальная объективность. Стихи о человеке будут заменены большими музыкальными фресками на триста-четыреста строк, которые будут изображать что-то непринужденное, например, тайную жизнь сарая для сена, подводную флору, гармонию цветов и т. д. Мысль о театре снова преследует его: он собирается написать драму «Госпожа Обен» и завершить оперу-буфф под названием «Клавесин», некогда начатую совместно с Шарлем де Сиври. И еще у него в голове «жестокий и садистский» роман. Эти мечты укрепляют его в мысли, что одна лишь работа излечит его и вернет ему желание жить.

В материальном плане он не мог злоупотреблять гостеприимством тетки. И так как путь в Париж был ему, в сущности, закрыт, он вернется в Лондон, может быть, с матерью, и уж точно с Рембо. Он забудет Матильду, будет печататься в Париже, будет вести спокойную, заполненную работой жизнь за границей, раз уж семейство Моте обрекало его на изгнанничество.

22 апреля 1873 года он сообщает Блемону, что возвращается из одной «осторожной» поездки в Седан. На самом деле за день до этого, в воскресенье, 20 апреля, недалеко от границы он встретился с Рембо, прибывшим из Роша, и Делаэ, приехавшим из Шарлевиля. Совместный завтрак доставил им столько удовольствия, что они решили устраивать такие пирушки каждое воскресенье. Общая трапеза состоялась также 4 и 11 мая. 16-го числа Рембо, не знающему, чем себя занять, пришла в голову мысль написать Делаэ [275] В более полном виде автор приводит это письмо в книге Птифис, 2000, с. 199–201. — Прим. ред. . «Mother [276] Матушка (англ.). , — говорит он, — запихнула меня в унылую дыру». Он рассчитывает выбраться оттуда с помощью денег, которые принесет ему небольшая книжка «ужасных» историй, которую он начал писать. Он назовет ее «Языческой книгой», а может, «Негритянской книгой» [277] Поскольку в Роше бумага была редкостью, Рембо писал на обороте страничек с собственными переработками сцен из Евангелия от Иоанна, написанными в Лондоне . Прим. авт. . В ожидании этого будущее видится ему довольно мрачным: «Моя мамаша вернется в Шарлевиль в июне. Это абсолютно точно, и я постараюсь на некоторое время задержаться в этом милом городке». Таким образом, он заявляет, что планы Верлена, о которых он ничего не знает, в любом случае не совпадают с его собственными. Как и Поля, его одолевает смертная скука. «Жара стоит изнуряющая, а по утрам морозит. Позавчера я был у немчуры (немчур меня!) в Вузьере, там население в 10 тысяч человек, в семи километрах отсюда. Немного развеялся».

«Я связан по рукам и ногам. Ни одной книги! Ни одного кабака поблизости, ни одной уличной драки! Что за ужас эта французская деревня!»

Он добавляет:

«Я вскрыл только что запечатанное письмо. Верлен наверняка предлагал тебе встречу в воскресенье 18 числа в Бульоне. Так вот, я не смогу там быть».

На самом деле, поездка в Синьи (Бельгия), намеченная на 18-е число, была отменена, и Верлен сообщил Делаэ, что отправится «прогуляться» в Буйон и будет счастлив найти его там между одиннадцатью часами утра и полуднем в «Арденнской» гостинице «вам всемненадцатого» (sic!) числа [278] Письмо опубликовано в Рише, 1953. Прим. авт. . К несчастью, Делаэ тоже был занят. Таким образом, Верлен, приехав в Буйон под проливным дождем, должен был довольствоваться обедом в компании одного француза из Седана и великовозрастного школьника из Шарлевильского коллежа. Письмо, написанное им Рембо за чашечкой кофе, показывает, что, пытаясь утешиться, за обедом он совершал возлияния; о самой трапезе он отзывается следующим образом: «Пирушка была — мрак!»

Не будем излагать многочисленные грубые шутки, которыми обильно пересыпано это письмо; главное, что Верлен обещает адресату вскоре сообщить ему пару добрых вестей. «Ты будешь доволен», — заявляет он дважды. Это значило, что их изгнанничество на материке подходило к концу. Начиная с 23 мая Верлен набрасывает план, которым делится с Лепеллетье. Его этапы таковы: Буйон, Льеж, Антверпен и «Лундун». Восемнадцатичасовое морское путешествие не пугает его. «Я рассчитываю попасть в туманный город за пять дней».