Лев Славин - За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском

Домбровский считал, что подпольная организация вполне созрела для восстания. Народ ждет призыва к революции. Важно не пропустить момент. Остановка только за оружием. Наступило время выпустить соответствующее воззвание к народу. Он выступил в Центральном национальном комитете с горячей речью в защиту своего предложения. Никогда еще он не говорил с такой пламенной страстью. Речь его захватывала и убеждала. Слушали его затаив дыхание. Домбровскому удалось собрать большинство. Воззвание к народу было тут же составлено. Оно было разослано во все концы Польши.

«Национальная организация, — значилось в нем, — ставит своей задачей подготовку страны к всеобщему, рассчитанному на победу восстанию, которое должно принести независимость Польше, а всем ее жителям, без различия вероисповедания, — полную свободу и равенство перед законом при уважении прав народностей… Ширя братство между классами национального общества, она будет содействовать тому, чтобы реформу земельных отношений решить с пользой для дела восстания и полностью освободить крестьян от крепостной зависимости… Национальная организация в согласии с соседними народами, особенно славянскими… будет стараться вызвать между ними, а особенно в России, агитацию и наконец вооруженное движение… которое облегчило бы победу общего дела — свободы…»

Кто же были люди, окружавшие Домбровского в эти решающие дни? Во-первых, Валерий Врублевский, энтузиаст, самоотверженный патриот. Ярослав знал его по Петербургу, где Врублевский был одним из наиболее активных участников революционных кружков. По окончании института он занял должность инспектора лесной школы в Сокулке, неподалеку от Гродно. Домбровский обнаружил в нем незаурядные военные таланты и предназначал ему одну из крупных командных должностей. Сейчас там, у себя в Гродненской губернии, Валерий Врублевский занимался агитацией и помогал другому видному участнику подпольного революционного движения — Константину Калиновскому издавать и распространять популярнейшую подпольную газету «Мужицкая правда».

Убеждения Кастуся Калиновского, бывшего петербургского студента-юриста, сложились под влиянием Чернышевского, Добролюбова, Герцена. Вместе с Врублевским он организовал в Гродненской и Виленской губерниях многочисленные революционные кружки. Волевой, смелый до самозабвения, он стал во главе Литовского провинциального повстанческого комитета. Белорус по национальности, он был автором лозунга: «Польское дело — это наше дело, это дело свободы». Газета «Мужицкая правда» призывала добиваться «не такой вольности, какую нам царь захочет дать, а такой, какую мы, мужики, сами для себя сделаем».

Они первыми пришли на то ночное собрание, которое созвал Домбровский. Он сердечно обнял одного и другого. Рядом с маленьким Ярославом они казались великанами.

— Вы сегодня франтами, — сказал Домбровский, оглядывая обоих.

Врублевский засмеялся и огладил свои длинные вьющиеся волосы, зачесанные назад. На нем были щегольской пиджак и пышный бант галстука. Его открытое смелое лицо, опушенное бородкой, светилось добродушием.

— А что ж, — сказал он, — это тоже конспирация.

Кастусь Калиновский машинально потрогал толстый узел своего галстука. Он был задумчив. Высокий лоб его прорезала морщина озабоченности. Красиво очерченный рот был сжат. Он поднял глаза на Ярослава и спросил:

— Что, скоро?

Валерий и Ярослав поняли, к чему относится этот вопрос: скоро ли восстание? Но Домбровский не хотел говорить, пока не придут остальные. Он перевел разговор на другие темы.

Постепенно комната заполнялась. Пришел Зыгмунт Падлевский, Каетан Залеский, Андрей Потебня, Оскар Авейде, Миладовский.

— Ну, каков я? — спросил Потебня, став перед Домбровским.

— Странно мне видеть тебя, Андрей, в цивильном платье, — ответил Ярослав.

— Мне и самому непривычно, — засмеялся Андрей.

Он изменил не только костюм, но и лицо: сбрил усы и отпустил бороду.

— Хорошо, — одобрил Домбровский, — встретил бы на улице — не узнал. Типичный голландский моряк.

Наконец собрались все. Домбровский встал. Разговоры в разных углах комнаты затихли.

— Нам нет надобности друг друга агитировать, — начал Домбровский тихим голосом. — В сущности, нам надо сейчас решить только один вопрос: когда? Долее тянуть невозможно. Народное негодование дошло до точки кипения. Если мы пропустим момент, оно начнет остывать. Я предупреждаю вас, что этот момент наступил. Нам осталось только получить крупную партию оружия, во-первых, и, во-вторых, окончательно договориться об организации русско-польского революционного союза. Переговоры намечены в Лондоне. С русской стороны будут Герцен, Бакунин, Огарев. Нам нужно делегировать в Лондон трех товарищей. Я предлагаю Падлевского, Гиллера и Миловича.

Долгих споров по поводу кандидатур не было. Правда, Авейде предложил заменить Падлевского Залеским, а Миладовский горячо отстаивал кандидатуру Авейде. Но авторитет Домбровского, как признанного вождя восстания, был так силен, что его предложение легко возобладало.

Никто не оспаривал того, что восстание должно быть в ближайшие дни. Делегатам в Лондон было дано добавочное поручение: поторопить с отправкой в Польшу оружия.

Расходились, как всегда, по одному. Домбровский задержал Врублевского. Когда они остались одни, Ярослав сказал:

— Валерий, комитет назначил тебя военным начальником Гродненского воеводства. Тебе присвоен чин полковника…

А через несколько дней после этого собрания, 14 августа 1862 года, Ярослав Домбровский был арестован.

Его заключили в одиночную камеру в Александровской крепости в Варшаве.

Весть об аресте Домбровского потрясла всю революционную Польшу. Повстанцы лишились своего самого одаренного, энергичного и опытного военного руководителя.

Две мысли терзали Домбровского в его мрачной одиночке. Первая: что будет с восстанием? Вторая: кто его предал? Он не сомневался в том, что провален весь Центральный национальный комитет. Но оказалось иное. Домбровскому было предъявлено обвинение в соучастии в покушении на маркиза Велёпольского. Он счастливо засмеялся, узнав об этом. Он с нетерпением ждал суда, понимая, что у властей не было прямого доказательства его вины. Был просто чей-то донос. Может быть, самого Велёпольского?

Однако власти не торопились назначать суд. И это тревожило Ярослава. Ему была ясна причина медлительности: по-видимому, догадывались, что роль Домбровского в революционном движении гораздо более крупная, чем косвенное участие, к тому же недоказанное, в покушении, притом не на русского сановника, а на своего же поляка. Надо полагать, рассуждал Ярослав, что ищут материал вообще о его подпольной деятельности.