Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

— Почему сигнализация не работает? Должна быть в рефрижераторной камере сигнализация?

— Должна.

— Строгий выговор!

— Есть.

Капитан вытащил из бара бутылку виски, налил стакан:

— Согревайтесь.

— Благодарю вас, я не пью.

— Пьешь, старый дурак! — заорал попугай.

Капитан накинул на птицу одеяло, попугай умолк.

Капитан глотнул из стакана, сказал задумчиво:

— Этот Ниточкин!.. — снял телефонную трубку, — Ниточкина ко мне!.. Садись, Эдуард Львович.

— Куда мы плывем? — прохрипел Саг-Сагайло, глядя на репитор компаса над капитанским столом.

— Куда? Тебя ищем! Назад плывем, по своему следу, как зайцы…

Вошел Ниточкин.

— В тюрьму сесть хочешь? — спросил капитан. — А если бы чиф там концы отдал? Если бы мы замороженного старпома на родину привезли, а? Умысел я здесь вижу, Ниточкин! Злостный умысел!

— Никогда в жизни я не сажал людей в холодильник специально, — мрачно сказал Ниточкин. — Грешно сажать мужчину в холодильник, даже если он тебе друг-приятель. А если он еще твой начальник, то запирать человека в холодильнике просто глупо, товарищ капитан.

— Ниточкин, я тебя во Владивостоке с волчьим билетом спишу! — Капитан взял трубку и приказал на мостик: «На прежний курс! Нашелся чиф!»

— Артельный не виноват, — прохрипел Саг-Сагайло. — Виноват я, так как на тридцать минут задержался с обследованием мяса.

— Почему задержались?

— Сам проходил обследование на помехоустойчивость. А затем, когда артельный начал обход без меня, вероятно, мы шли вокруг стеллажей один за другим. Он — за угол, я за угол. И он меня не видел. И получилось, как в цирке у клоунов…

— А кто из вас Олег Попов? — спросил Фаддей Фаддеич. — Исчезни! — приказал он Ниточкину.

Ниточкин исчез. Урчал репитор компаса — судно ложилось на обратный курс.

— Разрешите и мне идти, Фаддей Фаддеич? — спросил Саг-Сагайло, его синие губы мелко дрожали.

— Иди, голубчик, — сказал капитан примирительно. — Хорошо то, что хорошо кончается. На солнышке прогрейся или в бассейне посиди — там вода как кипяток. И не расстраивайся — на море все бывает… Что я сказал?..

— Чтобы я согрелся, Фаддей Фаддеич.

Возле бассейна Саг-Сагайло скинул роскошный халат с драконами и остался в плавках.

Вода в бассейне была безмятежно спокойна. Только слабая рябь от вибрации машин пробегала по ее поверхности.

Из трансляции раздалось: «Внимание всего экипажа! Старший помощник капитана товарищ Саг-Сагайло нашелся! Он был в холодильнике! Благодарим за внимание!»

— Мерзавцы! — пробормотал Саг-Сагайло, и мы впервые увидели, как он улыбнулся. Потом он нырнул.

— Акула!!! — заорал боцман и бросился к бассейну.

И все работавшие на палубе матросы с воплями бросились к бассейну и замерли у его краев, не зная, что теперь делать.

Секунда шла за секундой, вода в бассейне начала закипать. И тогда Ниточкин шумно плюхнулся туда с пожарным топором в руках.

Радужные вилохвостые рыбы тревожно метались среди водорослей. Вода в аквариуме сильно плескалась. Судно качало.

Рядом с аквариумом на диване в своей каюте лежал Эдуард Львович. Его голова и рука были забинтованы. Время от времени старпом вздрагивал, потому что Татьяна Васильевна смазывала йодом мелкие царапины на его загорелом торсе, но делала она это с такой нежностью, какой редко дождешься от судового врача.

— Милый мой, все это ерунда, все это царапины, все это до свадьбы заживет сто раз, главное — вы живы! Боже, как я измучилась, как изревелась, когда вы исчезли!..

— Благодарю вас, — слабым, но, как обычно, бесстрастным голосом сказал старпом. — Пожалуйста, откачайте из аквариума литра два воды. Кнопка от насосика слева от позвонка кита…

— У вас целый океанографический музей, — сказала Татьяна Васильевна, выполняя просьбу Эдуарда Львовича.

— Благодарю вас. Да, доктор, я должен вам сказать… я обязан вам, но… мне трудно решиться… вопрос деликатный, и…

— Я слушаю вас, — прошептала Татьяна Васильевна, замирая и отворачиваясь в смущении.

— На судах советского морского флота, — сказал старпом крепнущим голосом, — запрещены амуры, Татьяна Васильевна. Мне однажды пришлось наблюдать у вас в койке мужчину. Я обязан предупредить о недопустимости таких вещей. Вы человек на флоте новый, и…

— О чем вы?! — воскликнула Татьяна Васильевна с отчаянием.

— О том самом, — сказал Саг-Сагайло и закрыл глаза. Он выполнил свой тяжкий долг и почувствовал облегчение от этого.

— Как вы смеете так обо мне думать! — сказала Татьяна Васильевна и осеклась — вошел капитан.

Вид у старика был растрепанный. Однако он изобразил бодрый голос:

— Ну, согрелся?

— Да, — сказал Сагайло.

— Выйди-ка отсюда, Васильевна, — приказал капитан врачихе и сел в кресло.

Татьяна Васильевна вышла.

— Сняли меня, Львович, — сказал старик. — Приказано тебе принять судно во Владивостоке. Штурманов передвинешь по служебной лестнице. Ниточкина, как имеющего судоводительский диплом, назначишь третьим помощником. Из Владивостока пойдешь на Арктику.

— За что сняли? — спросил Сагайло, садясь на диване. — Формулировка?

— Без объяснения причин. Ляг. По старости, наверное. Или кто телегу накатал…

— А если, а если за эту… как ее… негативную? — спросил Саг-Сагайло. — Тогда что же получается? Кто виноват?

— С ума сошел, старый дурак? — копируя своего попугая и бодрясь из последних сил, сказал Фаддей Фаддеич. — Тебе сказано: ляг! И, Львович, кто все-таки акулу в бассейн запустил? Кто инициатор?

Сильным ударом зада открыв дверь на попутном крене — чисто морской прием, — спиной в каюту вошел Ниточкин. Руки нового судоводителя были заняты: он нес старшему помощнику поднос с бутылкой шампанского и ананасом, одновременно напевая радостным голосом: «Похоронен был трижды заживо! Жил в разлуке, любил в тоске!..» — здесь Ниточкин развернулся и увидел капитана…

Странный был закат над океаном в этот вечер. Как будто океан и небо поняли, осознали друг друга близнецами. Веер перистых облаков и кучевые, вздымающиеся на огромную высоту. И солнце еще не скрылось, когда в просвете облаков показалась луна. А последние лучи солнца ударили прожектором из узкой щели между океанским горизонтом и полосой уже темных облаков…

«Профессор Угрюмов» стоял на внешнем рейде в порту Владивосток.

В каюте капитана сидели Фаддей Фаддеич и Эдуард Львович.

Чемодан капитана стоял у двери.

Попка прыгал в клетке и рвал свою цепь, посматривая на хозяина с тревогой, и, странное дело, — молчал.

Через открытое окно доносились звуки, которые обычно сопровождают спуск на воду вельбота: скрип блоков, урчание лебедки… И: «Вира!», «Не упусти конец!», «Куда смотришь?..», «Пасть закрой!», «Жилеты бросили?»