Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Огромной потерей для компании Большого Каретного стала в этом году смерть Левона Суреновича Кочаряна.

Еще в 1965 году Кочарян задумал снять приключенческий фильм о моряках-катерниках. Фильм задумывался как экспедиция друзей, как фильм, снятый и сыгранный силами компании Большо­го Каретного. К работе над сценарием Кочарян привлек Артура Ма­карова, а чуть позднее к ним присоединился Андрей Тарковский.

С приходом Тарковского история о лихих торпедниках посте­пенно превратилась в рассказ о группе десантников, попавших в глубокий тыл противника. Все больше и больше увлекаясь сцена­рием, Тарковский порой предлагал такие трюковые эпизоды, что ставил в тупик даже Кочаряна — одного из лучших специалистов в кино по постановке трюковых сцен. «Один шанс из тысячи» дол­жен был стать первым советским трюковым фильмом. «Это долж­на быть наша, советская «Великолепная семерка», — говорил Тар­ковский, — только не на лошадях, а на автомашинах, велосипедах, самолетах и катерах!»

При утверждении сценария директор Одесской студии Генна­дий Збандут предложил Тарковскому стать еще и художественным руководителем постановки. Тот дал согласие, подписал договор, по­лучил аванс, связав себя, таким образом, с фильмом не только ма­териальными, но и моральными обязательствами.

В фильме снимались подруга Артура Макарова — Жанна Про­хоренко, А.Солоницын, А.Свидерский, О.Савосин... Должен был сниматься и Высоцкий, но съемки «Одного шанса...» в Крыму про­ходили почти одновременно со съемками «Служили два товарища» в Одессе. При всем желании Высоцкому было не разорваться. Как раз в это время в Одессе на большегрузном танкере «Хулио Антонио Мелья» старшим механиком работал Олег Халимонов. При встрече Высоцкий предложил Олегу сняться в фильме Кочаряна. Так в кар­тину попал еще один «актер» из компании Большого Каретного.

Съемки фильма затянулись вплоть до суровой зимы. Тарков­ский уехал, полагая, что закончить картину этой зимой не удаст­ся и придется ее законсервировать до следующего лета. Но Коча­рян не сдавался, упрямо назначал каждый день съемки. Группа вы­ходила на катере в бушующее море, пытаясь снять «летние» сцены. В конце концов сдался и режиссер фильма. По возвращении в Одес­су Кочарян почувствовал себя плохо. Диагноз потряс всех. Рак. Ле­вой не хотел сдаваться, но врачи сказали, что медлить больше нель­зя. Пришлось лечь в онкологический центр, где ему сделали опера­цию. Почувствовав себя лучше, он улетел в Москву, забрав с собой весь снятый материал...

В июне 1969 года на Одесской студии Макаров, Тарковский и Збандут искали выход из создавшегося положения. Тарковский ска­зал, что Кочарян продолжить работу не сможет, и предложил на­значить нового, одесского режиссера. Директора это предложение удивило, и он напомнил Тарковскому, что тот является худруком и, пожалуй, только ему и заканчивать картину. Тарковский, обычно требовательный к другим, не предъявлял подобного к себе и наот­рез отказался продолжать работу над фильмом. Больше того, ска­зал, что снимает свою фамилию с титров. А на следующий день в Одессу прилетел Кочарян с твердым намерением самому закончить фильм. Тарковский в тот же вечер улетел в Москву, оставив друга один на один с фильмом и болезнью...

Кочарян делал все, чтобы вырвать свой шанс. Врачи определи­ли ему месяц жизни, а он заставил себя прожить полтора года. Он часто терял на площадке сознание, но упорно продолжал съемки, а вся группа, собравшись в кулак, помогала ему их закончить. Но сил на окончание у Левона не хватило — монтаж, досъемки провел Эдмонд Кеосаян, а чистовую перезапись выполнили звукооператор В.Курганский и оператор-постановщик В.Авлошенко, знавший все замыслы режиссера.

Левон Суренович Кочарян дожил до премьеры своего единст­венного фильма «Один шанс из тысячи», которая состоялась позд­ней осенью 1969 года в Москве в Доме кино. Тарковского на пре­мьере не было...

Кочарян заболел раком кожи в начале 1969 года. Несколько раз он подолгу лежал в больнице. Друзья навещали его... Но Высоцкий не приходил...

Его не стало 13 сентября 1970 года. Гражданская панихида про­ходила 16 сентября на «Мосфильме», поминки — на Большом Ка­ретном. Пришло много народу — все любили этого необыкновен­ного мужчину. Большая квартира не вместила всех, кто пришел по­мянуть, люди стояли даже на лестнице. Высоцкий не пришел... Ни друзья, ни вдова — Инна — не могли простить это ему. А причина была чисто психологическая — он не мог переносить вида мертвого тела любимого человека, боялся потерять ощущение живого, боль­шого и сильного Левона.

Конечно, Высоцкий чувствовал свою вину. Он пытался объяс­нить себя другу Левона Эдмону Кеосаяну:

— Ты знаешь, Кес... Я не смог прийти. Я не смог видеть Леву боль­ного, непохожего... Лева — и сорок килограммов весу... Я не смог!

Э.Кеосаян: «Не сразу, через некоторое время, я все же понял Володю и простил. Нужно было время, чтобы понять Володю до конца... Это случилось, когда я каждое утро просыпался и говорил жене:

— Опять видел Леву во сне — больного, худого, беспомощного. Ну, хотя бы раз он мне приснился здоровым! Ну, хоть бы раз...

Вот тогда я понял и простил Володю».

Инна Александровна рассказывала, что однажды Высоцкий по­звонил в день ее рождения 1 мая. Она стала говорить с ним — еще сдержанно, но уже не враждебно. Потом он спросил:

— Можно я приеду?

— Нет, — ответила она после паузы.

«Я не знала тогда, как ему плохо! — волнуясь, рассказывала Инна Кочарян. — Я не должна была отказывать — ему был нужен

Большой Каретный! Как опора! Ему была нужна опора, которую он потерял в конце жизни».

Но смерть Кочаряна и появление в жизни Высоцкого Марины развели его с компанией Большого Каретного... Да и сама компания распалась. Первые несколько лет после смерти Кочаряна ребята со­бирались два раза в год — в день рождения 22 января и 13 сентяб­ря в день его смерти. А потом все реже и реже...

Через тридцать с лишним лет Давид Карапетян напишет в сво­их воспоминаниях: «Володе ничуть не мешало удерживать возле себя сразу нескольких женщин, только в таком бешеном ритме он и мог существовать, но, несмотря на все свои любови, Володя был очень целомудренным человеком. Мне кажется, что многие его ми­молетные интрижки — лишь способ самоутверждения, отчаянные попытки «уцепиться» за жизнь. Вообще, он всю жизнь был непри­каян и одинок».

Оставим без комментариев это суждение друга Высоцкого. А пока — осенью 70-го года — Карапетян знакомит Высоцкого у себя на квартире с двумя молодыми женщинами. Это не были «де­вушки легкого поведения», но женщины, не отказывающие себе в желании погулять на стороне. Галя и Аня работали демонстрантка­ми одежды в Центральном Доме моделей на Кузнецком мосту. Галя была замужем за геологом и растила восьмилетнего сына, в котором не чаяла души. Аня же была разведена и одна воспитывала шести­летнего сына, которого родила в шестнадцать лет.