Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

A. Федотов: «Володя вошел в такой запой, что ему было не до этого... Водка — это была замена. Многие ребята так делают, когда хотят соскочить с иглы — входят в запой. Но водка — неадекват­ная замена, она действует грубее...»

Во время похорон Колокольникова на Митинском кладбище провидец Золотухин сказал: «Следующим будем хоронить Высоц­кого...»

Чувствуя моральную ответственность перед Оксаной, Высоц­кий решает с ней обвенчаться. 12 июля они едут в ювелирный мага­зин «Самоцветы» на Арбате. Директором этого магазина была дав­няя знакомая и поклонница Высоцкого — Элеонора Костенецкая. Не так давно он здесь покупал дорогое кольцо с изумрудом и брил­лиантами для Марины. Теперь...

— Элла, мне нужны обручальные кольца для моих друзей.

— А какой размер, Володенька?

— Ну, приблизительно такой, — и он протянул свой палец и показал на руку Оксаны.

Оформив покупку, Высоцкий пригласил Костенецкую на свой концерт: «Это будет самый лучший концерт в моей жизни!»

Оксана: «Мы купили кольца. А женщина в ювелирном, которая Володю знала, смотрела подозрительно. Володя сказал, что мы по­купаем для друзей. Поехали в церковь. Я говорю:

— Ты ведь женат! Нас все равно не обвенчают.

— Здесь не обвенчают — поедем в другое место».

B. Янклович: «Я говорю Володе: — Ты с ума сошел...

— Я хочу, если со мной что-то случится, чтобы она знала, что это не просто так, что это серьезно».

Но венчание не состоялось. По советским законам священник мог обвенчать только при наличии в паспортах отметки о регист­рации в загсе. Они объездили половину московских церквей — без­результатно.

Оксана: «Он знал, что умрет, и ему хотелось, чтобы после его смерти я была официально записана в его жизни, чтобы я не оста­лась брошенной».

13 июля — «Гамлет».

А.Демидова: «Володя плохо себя чувствует: выбегая со сцены, глотает лекарства... За кулисами дежурит врач «скорой помощи». Во время спектакля Володя часто забывает слова. В нашей сцене после реплики: «Вам надо исповедаться», — тихо спрашивает меня: — Как дальше, забыл». Я подсказала, он продолжал. Играл хорошо. В ан­тракте поговорили о плохом самочувствии и о том, что, слава богу, отпуск скоро, можно отдохнуть. Володя был в мягком, добром со­стоянии, редком в последнее время».

14 июля — концерт в Московском НИИ эпидемиологии и мик­робиологии им. Г.Н.Габричевского. Хотя Высоцкий чувствовал себя неважно, но был в ударе — читал стихи, рассказывал о своих пес­нях, пел с необычайной энергией. Выступление напоминало оформ­ление сцены в «Вишневом саде» на «Таганке» — все было белым-бело. Концерт проходил в служебное время, и сотрудники инсти­тута — медички, которых собралось в два раза больше, чем вмещал зал, — явились в рабочей одежде — в белых халатах.

На этом концерте Высоцкий впервые спел песню «Грусть моя, тоска моя...» («Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка...»). Исследователи творчества Высоцкого считают эту песню последним его поэтическим произведением. Песня написана как вариации на цыганские темы... Сохранилась единственная запись этой песни — не очень хорошего качества, автограф утерян.

В эти дни одна из знакомых поклонниц Высоцкого приводит к нему на квартиру своего мужа-врача, чтобы тот осмотрел его. Врач сказал, что человек с таким здоровьем не только выступать — жить не может...

Высоцкий сам часто говорит о смерти — «выскочу или умру», «если со мной что-нибудь случится»... И не только говорит, а как бы готовится к этому. Он старается отдать долги, возвращает актрисе театра Татьяне Жуковой очень красивую и дорогую брошь со сло­вами: «Пусть лучше у тебя полежит пока, мало ли что со мной мо­жет случиться...» Он брал ее для оценки, и, возможно, хотел ку­пить Марине... или Оксане.

В.Янклович: «За несколько дней до смерти Володя отдает шесть тысяч рублей двум девушкам, перед которыми у него были какие-то моральные обязательства. Это была его воля...»

Эти деньги он заработал во время гастролей в Калинингра­де. Но после смерти Высоцкого остались долги, их надо будет от­давать...

В.Туманов: «В последний год своей жизни он стал бесшабаш­но тратить деньги, швырять их направо и налево, никогда не счи­тал. Однажды сидели вечером у него дома. Пришла к нему какая-то девчонка — какое-то совсем шапочное знакомство — просить в долг: не хватает на квартиру две с половиной тысячи. По тем вре­менам очень даже приличные деньги. Высоцкий ей говорит: «Возь­ми вон в шкафу». Когда она ушла, Шехтман возмутился:

— Ты чего так деньгами швыряешься, Вовка?! У тебя у самого полно проблем... Она же тебе их никогда не отдаст.

— Конечно, не отдаст. Ну и пусть. Деньги — дело наживное.

— А что не наживное?

— Друзья».

«Бесшабашно тратил деньги» Высоцкий не только в послед­ний год. Происходившая многократно «раздача денежных знаков на­селению» в «веселом» состоянии чередовалась с совершенно трезвым желанием сделать доброе друзьям. Вспоминает К.Ласкари: «Когда я приезжал в Москву, останавливался у него, он говорил, открывая ящик бюро, в котором лежали деньги:

— Пользуйся, на глупости не трать — водка, женщины и ваще...»

17 июля 1976 года они пересеклись в Париже. У Кирилла юби­лей — 40 лет: «Наконец наш самолет приземлился в Орли, и скоро в моем номере появился Володя.

— Одевайся. Мариночка внизу, в машине.

За рулем Марина, я рядом. Володя обнял меня и сунул в кар­ман рубахи пятисотфранковую банкноту:

— Ни в чем себе не отказывай. Гуляй, рванина!»

М.Влади: «Все окружающие, не жалея его, пользовались его щедростью, которая граничила с расточительностью». Особенно Марину раздражали заказы и просьбы друзей: «Эти просьбы — как колодец без дна».

15 июля Высоцкий отвозит жене Игоря Годяева пленки с запи­сями разговоров с В.Тумановым. На этих кассетах были рассказы Туманова о сталинских лагерях — потрясающие человеческие доку­менты... Записи могли скомпрометировать Вадима, у которого то­гда возникли очередные неприятности по работе.

16 июля — последний концерт. Он проходил в подмосковном Калининграде, там, где находится знаменитый ЦУП — Центр управ­ления полетами. Здесь Высоцкий пообещал выступить в сеансе пря­мой связи с космонавтами. Этот сеанс был назначен на 24 июля.

Утром 18-го пришел И.Шевцов. Проговорили несколько ча­сов. У Шевцова сложилось впечатление, что Высоцкий хотел вы­говориться. Темы сменяли одна другую: о сценарии — «Не буду я снимать это кино. Все равно не дадут сделать то, что мы хотели. Если уж сценарий так мурыжат, то будут смотреть каждый метр материала»; об В.Аксенове, который собрался уезжать, — «Жал­ко — отсюда уезжает, а там — все не то. Ему здесь надо бы...»; о Марине — «Это сначала она: «Россия, Родина!..» Ностальгия... Но — быстро все поняла. Теперь в обществе «СССР — Франция» не быва­ет вообще, а у меня с «ними» — и говорить нечего!»; о врачах — «Со­веты их один другого стоят. Они же не лечат меня, падлы, а толь­ко — чтоб потом сказать: "Я лечил Высоцкого"»... Говорили о новом фильме Г.Полоки, об эмигрантах, о пропавших бобинах с записями во Франции, о надоевших поклонницах, о желании писать прозу...