Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Прийти к «другу» Золотухину мешала его «природная нена­вязчивость»...

А сколько их, тех, кто после смерти будут уверять всех в ис­кренней любви и преданности?! А в те последние дни было какое-то всеобщее попустительство его гибели — все видят, что добром не кончится, и все стоят, опустив руки в ожидании трагического финала.

Вспоминает Е.Авалдуева — кадровик Театра на Таганке: «...Во­лодя позвонил 22 июля... "Господи, Володя, что с тобой?!" — "Я бо­лен... Я, наверное, скоро умру..."».

В 75-м году в Париже после посещения больницы Шарантон, где лечили старшего сына Марины Игоря от наркомании, Высоц­кий пишет в своем дневнике: «...Все хотят своего — покоя. Врачи — избавления от беспокойного пациента — покой. Игорь — избавле­ния от всех, чтобы продолжать начатое большое дело. Покой. Ро­дители, чтобы больше не страдать. Покой. Я — чтобы мне лучше было. Все своего и по-своему, поэтому общего решения найти поч­ти нельзя».

Теперь, в июле 80-го, Высоцкий сам очутился в таком же поло­жении. Все окружение Высоцкого захотело покоя... Нет, его навеща­ли, иногда был просто круговорот людей, которые приходили, ухо­дили, забегали, убегали... Не квартира — проходной двор. Но...

Оксана: «И пока Володя нормальный и здоровый и может что-то сделать — он нужен всем. Но как только ему становилось пло­хо... Да, все приходили, но приходили отметиться... Вот мы друзья, и мы пришли. Один посмотреть журнальчики, другой — пластиноч­ки послушает, третий чайку попьет на кухне... Они пришли, отме­тились — и ушли, — а я оставалась. Ведь никто не хотел ни сидеть с ним, ни возиться... и не спать ночами... Все устали от этого — ведь у всех были свои проблемы, своя жизнь... Захожу — Володя падает в коридоре, а друзья мне говорят: «Да ладно, он прекрасно себя чув­ствует! Это он при тебе начинает «понты гнать»... Чтобы ты его по­жалела...» Все от него безумно устали... Я понимала людей, которые побудут с ним немного, а потом едут домой и говорят себе:

— Господи! Да пропади оно все пропадом!»

В.Янклович: «Но он, действительно, был невыносим последнее время... А мы все были просто люди... И Оксана — тоже человек... Он сотни километров исходил за эти дни по комнате. Страшно кри­чал. Мама его уже говорила: "Хоть бы забрал его Господь!"».

Утром 23 июля Янклович поехал в институт Склифосовского, чтобы пригласить реаниматоров Сульповара и Щербакова на кон­силиум.

A. Федотов, который регулярно выводил Высоцкого из «ломки» очередной порцией «лекарства», решил применить собственную ме­тодику снятия абстинентного синдрома. Он чередовал успокаиваю­щие препараты с возбуждающими: «Он как бы отдыхает, и в то же время — в тонусе...»

Методика состояла в применении больших доз препарата под названием — хлоралгидрат, под воздействием которого человек на­ходится в почти отключенном состоянии, при этом притупляются ощущения внешнего мира, снижается тонус мышц. Новая методика Федотова объяснялась не столько желанием применить что-то ра­дикальное, а, скорее, тем, что перед Олимпиадой возникли пробле­мы с добыванием наркотиков и из-за усиления контроля все кана­лы оказались перекрытыми.

Оксана: «Федотов брался за все, он настолько был в себе уве­рен, что, наверное, за счет этой уверенности он и вызывал какое-то доверие. Но мне кажется, что это была ложная уверенность...»

B. Янклович, очевидно не доверяя Федотову или желая объеди­нить усилия, приглашает из Института Склифосовского двух вра­чей, которые хорошо знают Высоцкого и историю его болезни, — Леонида Сульповара и Станислава Щербакова.

Врачи пришли вечером. В квартире были Оксана и Федотов. Федотов спал. Разбудили.

— А где Высоцкий?

— Там, в спальне.

А.Федотов: «Я утром Володе уколол седуксен и диксорал, и он спал. Когда ребята вошли, я им сказал: «Володю хоть сейчас бери и на носилках уноси...» Потому что он был «в полном отрубе». Я эти­ми транквилизаторами снял ему абстинентный синдром... Дал ему поспать...»

C. Щербаков: «Проходим туда и видим: Высоцкий, как говорят медики, в асфикции — Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежит практически без рефлексов... У него уже за­валивается язык! То есть он сам может себя задушить. Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились. Мы с Леней анестезио­логи — но и реаниматоры тоже — видим, что дело очень плохо. Но и Федотов — реаниматолог-профессионал! Я даже не знаю, как это назвать — это не просто халатность или безграмотность!»

Врачи сделали Высоцкому комплекс уколов — анальгин, папа­верин, димедрол, реланиум, применяемые обычно при сердечных болях.

Л.Сульповар: «Стало ясно, что надо предпринимать более ак­тивные действия — пытаться любыми способами спасти — или во­обще отказаться от всякой помощи... Что предлагал я? Есть такая методика: взять человека на искусственную вентиляцию легких... Держать его в медикаментозном сне несколько дней и вывести из организма все, что возможно...»

С.Щербаков: «Я однозначно настаивал, чтобы немедленно за­брать Высоцкого. И не только потому, что тяжелое состояние, но и потому, что ему здесь просто нельзя быть. Нельзя! Федотов сказал, что это нужно согласовать с родителями. Сульповар позвонил. По-моему, он говорил с Ниной Максимовной, она сказала:

— Ребята, если нужно — конечно, забирайте!

Федотов вел себя почему-то очень агрессивно — он вообще не хотел госпитализации. Вначале ссылался на родителей, а потом го­ворил, что справится сам... Я говорю:

— Да как же ты справишься! Практически ухайдокал мужика!»

Щербаков предлагает привезти аппаратуру на дачу Высоцкого и там провести курс лечения на высоком уровне. Федотов был ка­тегорически против:

— Да вы что! На даче! Нас же всех посадят, если что...

Наконец пришли к согласованному решению — 25 июля Суль­повар и Щербаков забирают Высоцкого в больницу. Когда человек в больнице, есть какая-то надежда...

Все разъехались. Янклович и Оксана остались на ночное де­журство...

Рано утром 24 июля приехала Нина Максимовна. Уехал на ра­боту Янклович. Оксана сходила на рынок, купила клубнику и покор­мила Владимира ягодами со сливками. До этого Оксана никогда не оставалась при Нине Максимовне, и Владимир был очень рад тому, что они вместе возле него.

Оксана: «Кто-то пришел, надо было сделать чай... А Нина Мак­симовна говорит:

— Нет-нет... Я сама сделаю... Вы идите к Володе...

Володя ходил, стонал, кричал... И я ходила вместе с ним...

Потом я сделала теплую ванну — это снимает «ломку»... Его же ломало, он все время метался, он места себе не находил...»

Во второй раз за эти дни В.Абдулов вырвался из Днепропетров­ска, где МХАТ был на гастролях: «Прилетел еще в первой половине дня, сразу поехал к Володе. Он нормально ходил... Ну, нормально для его состояния. Но все время хватался за сердце. Я говорю: