Рене Кастр - Бомарше

Дело было направлено для пересмотра в парламент Прованса, заседавший в Эксе. На этот, имевший добрую репутацию судебный орган, с которым было связано множество вошедших в историю имен, была таким образом возложена задача покончить наконец с делом, взбудоражившим всю Францию. В 1778 году парламент Прованса поставит точку в конфликте Бомарше с Лаблашем, а спустя пять лет, в 1783 году, отказавшись воздать должное Мирабо, запустит колесо Великой французской революции.

Разрешение на подачу кассационной жалобы отнюдь не значило, что Бомарше выиграет процесс, но оно в какой-то мере восстанавливало его честь: поскольку вынесенный ранее приговор объявлял недействительным его договор с Пари-Дюверне, то Бомарше, по умолчанию, оказывался фальсификатором, а после декабря 1775 года, когда было объявлено о пересмотре приговора, обвинение в фальсификации отпало, так что хотя бы в моральном плане Бомарше был реабилитирован.

Судебное крючкотворство не позволяет рассматривать несколько дел одновременно, даже если они тесно связаны или вытекают одно из другого. То есть постановление Большого совета не касалось решения парламента от 26 февраля 1774 года, которым Бомарше приговаривался к шельмованию вместе с г-жой Гёзман. Проблема была не только в том, что этот приговор, лишивший Бомарше всех гражданских прав, по-прежнему оставался в силе, но и в том, что истекли установленные законом сроки подачи апелляции по нему.

Складывается впечатление, что Бомарше предвидел подобный поворот событий, он терпеливо ждал благоприятного момента, когда вновь обретенное им расположение власть придержащих позволило бы ему решить эту проблему. Приговор, уже давно не подлежащий обжалованию через суд, мог еще быть аннулирован королевским указом. Эта мера была сродни амнистии, но имела персональную направленность. Подобное решение не давало осужденному полного удовлетворения, поскольку не снимало с него позора осуждения, а лишь избавляло от наказания.

Помилование короля не заменяло собой судебного решения, поэтому Бомарше прибегнул к специальной процедуре, которая должна была вынудить парламент дезавуировать свой приговор по делу Гёзмана.

Для этого он дождался лета 1776 года. Декларация независимости Соединенных Штатов, принятая 4 июля, стала столь блистательным подтверждением правоты Бомарше в вопросе, изложенном им годом ранее в его мемуарах, что у него появилась надежда добиться официального продления срока подачи апелляции по его делу, что, по сути, было чисто административной мерой.

Королевский указ от 12 августа 1776 года гласил: «Ввиду того, что Пьер Огюстен Карон де Бомарше покидал пределы королевства по нашему приказу и дабы служить нам, повелеваем предоставить ему право действовать так, как если бы установленные сроки подачи апелляции не истекли, дабы он мог, не взирая на оные, обжаловать приговор либо путем подачи ходатайства о пересмотре дела, либо любым другим путем, каковой он сочтет для себя приемлемым».

Все судебные приговоры имеют одну примечательную особенность: даже если они вынесены справедливо, они возлагают на победителя ответственность за поиск возможностей приведения их в исполнение, что, как правило, порождает новый процесс, а это на руку судейским чиновникам: не могут же они оставаться без работы.

Бомарше счел более логичным в своей ситуации воспользоваться правом гражданского иска и подал кассационную жалобу в Большой совет.

Слушания по его делу были назначены именно на то время, когда Бомарше нужно было отбыть в Бордо для организации поставок американцам. Опасаясь, что в случае отъезда он не сможет выиграть дело, он никак не решался отправиться в путь. Морепа успокоил его, пообещав:

«Вы можете ехать, Совет и без вас решит все, как надо».

Но неявка на судебное заседание всегда чревата неприятностями. Приехав в Бордо вместе с сопровождавшим его Гюденом, Бомарше узнал, что Большой совет отклонил его иск, и это очень осложняло дело, поскольку теоретически он теперь терял право на апелляцию.

«Спустя шестьдесят часов, — пишет Гюден, — мы были в Париже.

„Вот, значит, как, — заявил Бомарше графу де Морепа, слегка удивленному тем, что они так быстро свиделись вновь, — пока я мчусь на другой конец Франции улаживать дела короля, вы в это время спокойно взираете, как рушатся мои дела в Версале!“

„Это все из-за глупости Миромениля (министра юстиции), — ответил Морепа, — пойдите к нему, скажите, что я хочу с ним поговорить, и возвращайтесь вместе“.

Они собрались втроем и договорились, что иск Бомарше будет заново рассмотрен под каким-нибудь другим формальным предлогом, ибо всегда находятся предлоги для разных предвиденных и непредвиденных случаев; Совет изменил свое решение; ходатайство о пересмотре приговора было принято».

Это было в конце августа 1776 года, накануне парламентских каникул. Парламент заявил, что займется этим делом после возвращения с каникул. Чтобы избежать проволочек, Бомарше опять обратился за помощью к Морепа, сам составил от его имени записку первому председателю в двух экземплярах и попросил министра подписать ее.

В результате председателю пришлось назначить слушания немедленно, но в полученной им записке оговаривалось, что от него не требуется никакой предвзятости при рассмотрении существа дела.

По-прежнему опасаясь за исход процесса, Бомарше, желавший заручиться поддержкой генерального прокурора Сегье, вновь отправился к Морепа с просьбой убедить Сегье выступить в его пользу; он вытребовал у Морепа письмо следующего содержания:

«Версаль, 30 августа 1776 года.

Сударь, я узнал от г-на де Бомарше, что если вы не будете столь любезны и не замолвите за него словечко, то его иск не будет рассмотрен до 7 сентября. Дела короля, ведение коих поручено г-ну де Бомарше, требуют, чтобы он немедленно отправился в дальний путь, однако он боится уехать из Парижа до того, как ему будут возвращены гражданские права. Он уже так долго страдает от своего бесправного положения, что желание его на этот счет представляется мне вполне законным. Я не прошу вас ни о каком снисхождении касательно существа дела, но вы бы крайне обязали меня, ежели содействовали бы тому, чтобы оно было рассмотрено до каникул».

С подобной поддержкой министра успех Бомарше становился более чем вероятным. Чтобы подстраховаться еще больше, он пригласил себе в защитники известного адвоката Тарже, который прославился своими выступлениями против парламента Мопу.

Желая привлечь в зал суда как можно больше публики и склонить ее на свою сторону, Бомарше написал своему защитнику открытое письмо, начинавшееся словами, вызвавшими бурный восторг: «Мученик Бомарше — непорочной деве Тарже».