Николай Попель - Впереди - Берлин !

- Буду командовать оттуда, а здесь Воробьева оставлю, начальника штаба бригады.

Гетман пожал ему руку:

- Ну что ж, Иосиф Ираклиевич, поздравляю тебя как первого командира соединения на том берегу. Считаю, что ты уже там.

Гусаковский пошел к своему танку. Катерок, управляемый ефрейтором А.Ф. Ковальским, быстро потащил паром. Андрей Лаврентьевич вынул свои массивные карманные часы, которые в шутку называли "чугунными", поглядел на циферблат, потом на маленький катерок с громадной махиной парома.

- Если так пойдет, до утра не только танки, но и всё свои "потроха" Гусаковский на тот берег заберет.

Мы стояли у самого уреза вислинской воды. С той стороны доносился шум боя. Катер курсировал между берегами, перебрасывал танки на плацдарм, но и обратно шел не порожним: на пароме лежали первые раненые. Повязки наложены наспех, неумело - бинтовали товарищи под пулеметным огнем.

Всегда уравновешенный, генерал Гетман возмутился нерасторопностью начальника медслужбы. Быстрыми шагами подошел к раненому, в голосе послышались успокаивающие, ласковые ноты: "Дорогой, потерпи, через час в госпитале будешь". Боец стиснул зубы, чтобы не вырвался стон при генерале.

В небе все чаще вспыхивали огни сигнальных ракет. Огонь артиллерии и минометов усиливался. Раненые шли потоком. Около нас появился измученный Валентин Николаевич Мусатов. Его разведгруппу потеснили, прижали к самой воде.

- Хоть взвод танков! - попросил.

Хорошо, что Гусаковский успел переправиться: Гетман приказал помочь Мусатову.

На том берегу перед Гусаковским лежал важнейший узел обороны противника Копшивница.

Под утро комбриг сообщил Гетману:

- Копшивницу с ходу взять не удалось: сильная артиллерия. Пытался подавить ночной атакой танков - эффект оказался небольшой. "Катюшами" подсветили окраину: полнеба полыхнуло пожаром. Танкисты в упор расстреляли немецкие батареи. Шуму было столько! Если бы сам их не видел - подумал бы, что не бригада, а целый корпус штурмует. Теперь Копшивница наша, веду преследование.

Наступил рассвет. Ефрейтор Анатолий Ковальский - командир катера, он же единственный член экипажа - носился на своем "коне" с берега на берег. Осколки снарядов и пуль пронизывали борта крошечного суденышка. Сквозь дырки били плотные струйки вислинской воды. Прыжок от руля к пробоине - и просоленная потом гимнастерка, разорванная на куски, забила отверстие. Новый толчок! Пробило второй борт. Ковальский стащил и засунул в дырку галифе. Хорош пластырь! Как только катер двигался! Ковальский снова прыгнул к рулю, отчаянно стал крутить баранку. Одеяние Ковальского, белевшее издали, резко выделялось на черном фоне борта суденышка.

- Эй, на катере! Новую форму присвоили? Чего в исподнее вырядился? закричали с другого парома.

- Артиллерия, черт ее батька знает! Не посуда, а решето! Гимнастерка в дырке, портки туда же пошли! Чем дальше латать - не придумаю. За Вислу, наверное, голым пойду!

- Ничего, только доберись: в Берлине тебя и таким наши девчата полюбят!

Был когда-то отец Ковальского простым украинским крестьянином. Придавила мужика бедность, и пошел он "шукать соби доли" до самой Сибири. Счастья не нашел и там, а семья была большая - шесть сыновей. Так бы и батрачили Ковальские на кулачье, да наступила коллективизация. Подперла колхоз плечами бедняцкая семья. Анатолий Ковальский стал бригадиром. Пришла война, и все шесть братьев пошли на фронт. Погибали Ковальские один за другим, и остался к лету сорок четвертого один Анатолий Филиппович, наш катерист... Ни бомбы, ни пули, ни мины не могли согнать с реки его отчаянное суденышко.

Группа за группой сходили с парома бойцы на левый берег.

Вдруг - взрыв. Разорвался на полупонтоны паром, танк полетел в воду, только что шутившие с катеристом бойцы поплыли посередине Вислы. Гетман машинально поднял голову к небу, но авиации не было.

- Что случилось? - разнесся по реке его бас.

- Мины! - отозвался Ковальский.

- Зампотеху передайте, чтоб засек точку потопления танка. Командующего артиллерией ко мне!

Полковник Б.П. Солуковцев вырос перед разгневанным комкором.

- Что сделано для расстрела мин?

- Поставил с обоих флангов фронта форсирования батареи прямой наводки. Лично проинструктировал. Каждому орудию выделил сектор расстрела. Но никто не докладывал, что есть мины.

- В академии учили, что при форсировании нужно учитывать плавающие мины?

- Так точно.

- А теперь - никто не докладывает! Почему ниже по течению батареи задействованы? Ведь оттуда же мина не заплывет, если ее по течению пускают!

- Так меня учили.

- А видеть эти мины приходилось?

- Не приходилось.

- Это же не кит плывет. Она же маленькая, с тазик величиной. Весь фугас под водой, поверху один штырь карандашик торчит. Заденет штырем и "грохает".

- Товарищ генерал, как же мои наблюдатели заметят этот карандашик за сотню метров да еще ночью?

- Как? Бинокли есть. Должны заметить, и все тут.

- Да и в бинокли не видно. Тут еще химики задымили - в пяти шагах ничего не видно.

- А откуда я знаю, что вам делать? Спросите у инженеров.

- Разрешите мне, - вмешался ординарец Селезнев. - Надо протянуть тросы с берега на берег над самой водой. И не один - десяток! Штырем заденет за трос и амба мине. Так у нас, у флотских, делают, - наставительно говорил Селезнев артиллеристу.

- Тросов-то нет, а канаты есть - поляки притащили.

- Немедленно установить! - обрадовался Гетман.

Так было найдено эффективное средство для борьбы с минами.

* * *

В штаб армии пришло донесение от старшего лейтенанта В.Н. Подгорбунского. Его отряд уже занял Хмельнник. Западнее обнаружены танки, а остальное все по-старому.

Катуков посмотрел карту. Хмельник был уже в 70 километрах к западу от Вислы.

Разведчик Подгорбунский был известным человеком в армии, и просто необходимо рассказать о нем подробнее.

Впервые мы повстречались с Володей еще до войны в городе Стрые.

Неожиданно в танковую дивизию прислали "пополнение в единственном числе": бывшего беспризорника Подгорбунского. Он подробно рассказал о своем прошлом. Сын партизанского командира, погибшего в армии Сергея Лазо, Володя воспитывался в детдоме "Привет красным борцам". Многое пришлось пережить Володе за недолгую жизнь, пока к девятнадцати годам этот ловкий, бесстрашный юноша сумел, наконец, найти свою судьбу, свое место в нашей советской действительности.

Было это так.

В 1938 году Володе довелось познакомиться с одним командиром-танкистом. Эта встреча оказалась переломной в жизни Подгорбунского.

Володя немедленно подал просьбу М.И. Калинину, чтобы его направили в танковую часть.

Невысокий смуглый крепыш Подгорбунский прославился как "бог разведки". Товарищи души в нем не чаяли. Он обладал необыкновенным чутьем, поразительным хладнокровием и великолепным умением взять "языка" или добыть информацию. Все это он делал как-то легко, изящно, с блеском. То в блиндаже, откуда только что "увели языка", он поставит на патефон пластинку, и легкая тирольская музыка доносится из-под земли, успокаивая гитлеровцев, пока разведчики волокут добычу к своим позициям; то вытащит подбитую "тридцатьчетверку" с нейтральной полосы, да так, что противник три дня со злости будет палить по пустому месту; то достанет нам зондерфюрера, ведавшего подготовкой агентуры...