Юрий Борев - Луначарский

— Мы, большевики, строим дома, наш автозавод начал выпускать автомобили. А Шаляпин все равно гордость и голос народа.

Я стал стараться еще больше и рассказал о моей поездке в Сибирь, на Енисей. Очень красочно расписал сибирскую ширь реки — Европе и не снились такие просторы и такая несказанная красота…

Ложечка опять заходила по стакану, и Сталин сказал:

— В Сибири реки не в ту сторону текут.

Смущенно покашливая, Горький встал из-за стола и вышел в другую комнату откашляться. А Ягода уставился на меня сорочьими глазами и смотрел не мигая. И я понял, что провалился».

Луначарский считал, что религия расширяет рамки существования личности и позволяет ей компенсировать индивидуальную смерть расширением «Я» до великого «Мы». Религия обогащает чувством «сотрудничества в великом строительстве». Историческая «любовь к дальнему» и «любовь к ближнему» важны для принципа «коллективного индивидуализма».

Богостроительство Луначарского было связано с проблемой бессмертия и поисками путей преодоления индивидуальной смерти. Эти поиски находятся в традиции Р. Декарта, Р. Бэкона, философия которых включала в себя идею преодоления смерти. Луначарский писал: «Спасение от смерти — это перенесение центра тяжести с себя самого, со своего психического „Я“ на великое „Мы“, на творческое, борющееся, прогрессивное человечество». Для подтверждения своей концепции Луначарский искал аргументы у Эрнста Маха. У последнего «Я — не что иное, как определенное множество элементов», существующих в определенной комбинации. При индивидуальной смерти разрушается комбинация, сами же элементы (например, опыт) остаются. Бессмертие оказывается возможным, так как индивидуальная смерть высвобождает «элементы Я» из комбинации, однако они продолжают существовать и сохраняют при этом свое содержание. А это содержание освобождается от «несущественных личных воспоминаний». Элементы организуются в новые комбинации «Я» личности. Свершается ее прорыв к «сверхличной жизни». Вклад в обогащение «содержания элементов» способствует преодолению смерти. «Победа над смертью» растет с увеличением коллективного опыта. Луначарский считал целесообразным создавать «социальные мифы» в области пролетарского сознания и утверждал: «Бог, как Всезнание, Всеблаженство, Всемогущество, Всеобъемлющая Вечная жизнь есть действительно все человеческое в высшей потенции».

В научной литературе неоднократно писалось о философских и религиозных взглядах Луначарского. Наиболее точный и глубокий анализ этой проблемы можно найти в труде Л. Столовича по истории русской философии. Результаты этого исследования кратко изложены ниже.

Фейербах считал: основа новой религии — принцип: «Человек человеку — Бог». Ницше прокламировал: «Человек! Твое дело не искать смысла мира, а дать миру смысл». По Луначарскому, необходима — атеистическая религия, или религиозный атеизм, необходимо «обожествление высших человеческих потенций». (Атеизм. СПб., 1908. С. 157–159.)

В книге «Религия и социализм» (1908–1911) Луначарский прослеживает процесс развития религии и утверждает необходимость новой религии человечества и труда, связанной с социализмом. В отличие от Ленина, для которого социализм несовместим с религией, Луначарский считает, что социалист религиознее «старорелигиозного человека»; демократия создает свою религию, полную надежд, борьбы и труда как смысла жизни.

Луначарский переиздал свои работы начала века в 1923 году. Он это делает после публикации Лениным в 1920 году второго издания работы «Материализм и эмпириокритицизм». А ведь полемика в этом труде направлена против Богданова и Луначарского! В предисловии к сборнику статей «Против идеализма» (1924) Луначарский прямо заявил: «Я стоял и в значительной мере стою на точке зрения соединения правильно понимаемого марксистского материализма с главнейшими элементами эмпириокритического метода». Лишь к 1928 году Луначарский признал правоту ленинской критики Маха, Авенариуса, А. Богданова, а также и критики его собственной «трактовки марксизма как своеобразной „религиозной“ формы».

Этот эпизод из жизни Луначарского надо рассказывать, вернувшись к осени 1921 года, когда в Поволжье разразился голод. Неурожайное лето докончило катастрофическое дело, начатое более чем трехлетней германской и столь же долгой Гражданской войнами, а затем разрухой. Зимой 1921/22 года голод нарастал. Правительство решило закупить хлеб за границей, и один из важнейших источников необходимого для этой закупки золота был найден в ценностях, находившихся в руках Церкви. Замысел был прагматичен и коварен: под предлогом борьбы с голодом решалось несколько важных задач: 1) ослабление Церкви, мириться с влиянием которой на широкие слои населения большевики не желали; 2) обогащение государства за счет церковных ценностей; 3) использование этих ценностей для борьбы с голодом. Однако патриарх Тихон воспротивился передаче государству церковных ценностей. Они по указанию патриарха прятались священниками и монахами от конфискации. Среди петроградского населения, в том числе и среди некоторой части верующих, такое сокрытие не пользовалось сочувствием.

Настоятель расположенной на Захарьевской улице Петрограда церкви Захария и Елизаветы отец Александр Введенский серьезно обдумал сложившуюся ситуацию. Патриарх Тихон вот уже пять лет находился в жестокой конфронтации с властями, а теперь еще обострились его отношения с целым слоем верующих… Человек неглупый, образованный, сочетавший в своем характере жизнелюбие и честолюбие, отец Александр решился на ослушание. Вопреки наставлению патриарха настоятель церкви Захария и Елизаветы во время вечерней службы в присутствии прихожан велел служкам принести всю серебряную и золотую утварь своего храма. Когда всё было принесено и сложено у иконостаса, отец Александр снял с шеи массивный золотой крест и положил его поверх высокого холмика драгоценностей. Черные цыганские глаза Введенского загорелись восторженным огнем, и хорошо поставленным басистым голосом он прочел проповедь, в которой объявил о том, что все эти драгоценности он жертвует в фонд помощи голодающим. Тихий и таинственный мир духовенства был оглушен громким скандалом.

Патриарх Тихон лишил отца Александра священства. Однако настоятель храма не подчинился высшему церковному иерарху, не сложил с себя сана, а пошел на раскол. Отец Александр организовал свою особую церковь, отделившуюся от православной. Эту новую церковь Введенский назвал Живой и стал в ней митрополитом. В Живой Церкви были произведены кардинальные реформы: введено богослужение на русском языке вместо церковнославянского, отменено безбрачие монашества и всего черного духовенства. Религия открыто сплелась с политикой и в проповедях Введенский провозглашал единство целей христианства и большевизма и призывал верующих поддерживать советскую власть. Проповеди нового митрополита наполнились светскими именами Шопенгауэра, Дарвина, Маркса. А недавно умерший Блок даже был причислен к лику святых, и его увеличенная фотография работы М. С. Наппельбаума была помещена среди икон в иконостасе церкви Захария и Елизаветы.