Владимир Мартынов - Явка в Копенгагене: Записки нелегала

«Ерунда это все, — сказал он. — Вы — мои хорошие клиенты, а это — главное».

— Видишь, какие люди, — сказал я жене. — А ты их ворота не уважаешь, к тому же весь квартал небось разбудила.

Мы все же пригласили обоих братьев отужинать в нашем ресторане вместе со своими семьями.

Вскоре мы сняли домик с садом в Оливосе, где наш ребенок мог целыми днями находиться на свежем воздухе.

Круг наших клиентов постоянно расширялся. Стали появляться и миллионеры. Однажды суховатый, благообразный, с роскошной седой шевелюрой старичок, внимательно наблюдавший за пашей работой, потягивая свой мартини (а просидел оп у нас целый вечер), рассчитываясь, сделал мне на полном серьезе предложение:

— А знаете что? Вы не хотели бы организовать где-нибудь в хорошем месте ресторан «Романофф» с русской кухней?

Я внутренне насторожился. Неужели мы чем-то себя выдали? Откуда такое предложение? И именно «русская кухня»?

Выдержав взгляд его старческих голубых глаз, я как можно спокойнее и даже безразлично ответил ему:

— Вы полагаете, сеньор, что мы что-нибудь смыслим в русской кухне?

— Э-э, пустое, махнул он рукой, — я все финансирую и организую — и поваров, и официантов. И вообще, все расходы беру на себя. Мне нравится, как вы работаете с клиентурой— вот что для меня самое главное. Обаяние! Личный контакт! — И он поднял вверх указательный палец.

— Слушай, Курт. — Подсел я за столик, где сидели Крамеры. — Этот старичок, который только что вышел, предлагает нам бизнес: создать ресторан «Романофф» с русской кухней. Он что, миллионер?

— О, этот старичок очень богат. Когда-то он владел ночным клубом на авениде Сан-Мартин. Сейчас он не у дел, но, видно, душа болит, хочется снова заняться делом. А сам он из венгров.

Биф-фондю, как, впрочем, и кейзе-фондю— это истинно швейцарские национальные блюда. На стол подается сверкающая медью кастрюлька с кипящим маслом, установленная на подставке со спиртовой горелкой для подогрева. Кусочки Сырой и подсушенной на полотенце говядины, нарезанной кубиками, как правило вырезки, поддеваются особой вилочкой, и каждый сам себе поджаривает их в кипящем масле. Все это запивается добрым красным вином. Но это — в Швейцарии. Мы пробовали это блюдо, когда были в Швейцарии, оно нам очень поправилось, и мы решили попробовать здесь.

В стране мяса, коей является Аргентина, внедрение этого блюда в нашем заведении началось с конфуза. Пришел как-то с приятелем наш добрый старый клиент, лысый смуглый господин, владелец мукомольного предприятия, и попросил чего-нибудь такого-этакого, чего он еще никогда у нас не пробовал. «Веста» и предложила ему биф-фондю, сопроводив соответствующей рекламой. И то ли масло было не то, то ли мясо недостаточно подсушено, и на нем оставались капельки воды, но когда наш клиент решил попробовать невиданное доселе блюдо и погрузил кусочек мяса в кипящее масло, из кастрюли страшно зафырчало, зашипело и брызнуло ему кипящим маслом на лысину. Пришлось «Весте», сглаживая ситуацию, мгновенно вытереть салфеткой его полированную лысину и поставить от хозяев бутылку доброго вина за нанесенный физический ущерб. Среди всеобщего хохота клиенты все же доели поданное блюдо. Но впоследствии от него пришлось отказаться, так как в отношении выбора мясных блюд аргентинцы довольно консервативны.

Клиенты были у нас самые разные. Одни пили мало, другие помногу, третьи напивались до чертиков.

Бывший артиллерийский капитан рейха часто навещал нас. Он приезжал на маленьком «фиате», в котором с трудом помещался.

Воевал он под Москвой, Сталинградом и Курском. Несколько раз был ранен. О русских солдатах отзывался положительно. «Намяли там нам бока изрядно, — говаривал этот еще физически крепкий отставной вояка, ныне преуспевающий бизнесмен. — И поделом нам, идиотам! А вот как приехали мы сюда после войны, так те, кто здесь всю войну под бабьими юбками отсиживались, нас еще посмели упрекать, что мы плохо воевали и потому-де погубили светлую нацистскую идею. Да пропади она пропадом, эта идея! Они здесь мясом обжирались, тогда как мы кормили вшей в окопах! Ну, мы, фронтовики, конечно же не раз били им морду. Это сейчас уже все успокоилось, а раньше, бывало, ни одна пирушка не обходилась без мордобоя. Начинали драться в ресторане, продолжали на улице, а заканчивали в полицейском участке».

Заходил к нам и бывший офицер-десантник со своей женой. «Прыгал я на остров Крит, на Афины, десантировался в Ливии, во Франции воевал, прошел всю Европу, бил англичан под Дюнкерком. Имею много боевых наград. Но вот— начали кампанию против России, и тут цивилизация закончилась, началось форменное варварство, а не война. Какая уж там война?! Ни мы, ни русские никаких правил ведения войны не соблюдали. А русские, так те вдобавок вообще колошматили нас днем и ночью, прямо ужас какой-то! Там, под Курском, и закончилась для меня война — ранили в ногу, после госпиталя демобилизовали, а после войны с женой сюда вот перебрались. Здесь спокойнее. Дочь вот растет. Уже машину учится водить».

Крепко сбитый, с квадратным подбородком парень лет тридцати, явно боксерского вида, забрел однажды вечером в наш бар, уже слегка навеселе. Облокотясь о стойку, заказал пиво. Пиво у нас было местное и только одного сорта — «Кильмес» в трехсотграммовых пузатеньких бутылочках, именуемых «поррон» или ласкательно «порронсито». Пиво отменное.

Незнакомец оглядел бар, долго присматривался к нам, хозяевам.

— Айнц-цу-айнц! — произнес он по-немецки, то есть одну к одной— одну из холодильника, одну из ящика неохлажденную, чтобы самому смешать себе пиво по вкусу. — Фредди, — представился он мне, протягивая крепкую, широкую ладонь.

— И кальдо-а-ля-рейна [30] «Бульон королевы» — мясной бульон, заправленный сырым яйцом и зеленью. .

Фредди, как оказалось, был известен многим нашим клиентам, хотя к нам пришел впервые. Он то и дело подходил к столикам, болтал с клиентами то по-немецки, то по-испански, но неизменно возвращался к стойке и заказывал очередные «айнц-цу-айнц». И так с шести вечера и до полуночи, до самого закрытия бара. За это время он опорожнил целый ящик пива, состоящий из двадцати четырех «порронов» (более семи литров) и принялся за следующий. Фредди уже еле ворочал языком, глаза его стали мутными, голос пронзительным, но он еще твердо стоял на широко расставленных ногах. И никак не хотел уходить. Ушел пошатываясь, но все-таки своим ходом, походкой бывалого морского волка. Ему у нас понравилось, и он стал часто приходить к нам, приводя с собой всех своих друзей, таких же, как он, любителей выпить. Иногда парень появлялся в обществе видной, высокой блондинки, которая, как нам сказали, была баронессой. И тогда они сидели где-нибудь в дальнем углу, ведя тихую беседу о чем-то своем, ели наши особые гамбургеры, запивая их красным вином или пивом, а перед тем, как уйти, баронесса неизменно опрокидывала на нашу нарядную скатерть бутылочку с кетчупом, стоявшим на каждом столике, каждый раз извиняясь за свою неловкость. Фредди был сыном фабриканта фармацевтических препаратов, однажды женат, разведен. Как ни пытался отец его приручить, все его потуги терпели неудачу. Отец купил ему квартиру, оборудовал специально для него небольшое фармацевтическое предприятие, оснастил его импортной линией, но Фредди предпочитал проводить больше времени в барах и ресторанах. Однажды он привел с собой какого-то здоровенного краснорожего мужика, о чем-то с ним долго разговаривал, а потом вдруг врезал ему по морде и сказал, чтобы тот убирался вон. Мужик утерся и молча отправился восвояси. Очевидно, имела место какая-то небольшая разборка. Фредди в свое время служил матросом на торговом флоте, где проявил способность к морскому делу, и вскоре стал боцманом. Душа у этого в общем-то неплохого парня всегда лежала к морю. И в один прекрасный день он, забросив свою фабрику и баронессу тоже, исчез с нашего горизонта. К Рождественским праздникам мы получили от пего открытку уже из Монреаля, где стояло под разгрузкой его судно. Он служил боцманом на торговом судне гамбургского морского пароходства. Море, очевидно, было его истинным призванием. Там он был по-настоящему счастлив. Однако все было не так просто. Как-то за выпивкой Крамер проговорился мне, что Фредди состоит в неонацистской организации и что работа его на судне позволяет ему бывать во многих странах, что, по-видимому, он своего рода связной и что он не так прост, как кажется.