Елизавета Мукасей - «Зефир» и «Эльза». Разведчики-нелегалы

Под руководством Павлова я сделала семь операций на собаках и получила от него хорошие оценки. Операции содержали доказательство условных и безусловных рефлексов. Практикуя на живых собаках, мы также много сделали выводов по его теории. В 1936 году я еще была студенткой, моей дочери было два года, в физиологическую аудиторию подошел Айропетьянц и в каком-то волнительном состоянии сказал: «Иван Петрович скончался, похороны будут в Колтушах, приходите на похороны, будете стоять в почетном карауле вместе с Басей Александровой».

В назначенный день мы поехали с Басей на похороны, были одеты в комсомольские костюмы защитного цвета, на груди — комсомольские значки и портупеи. Подстрижены были «под мальчишку», молоды, задорны, но, когда подошли к гробу, нам дали советские знамена и поставили нас у головы покойного. Около гроба сидела немощная старушка — это была его жена, а группу ученых возглавляла Петрова М. И., ассистентка Павлова, вся в трауре и слезах. Все говорили: она была его любовницей. Потом она возглавляла его Институт до самой смерти, кажется, до самой войны. В дальнейшем был создан Институт им. И. П. Павлова, его возглавлял Орбели.

С учением Павлова все время были дебаты, и это только потому, что невежды-ученые хотели его «сожрать». Но он был глыба в науке по физиологии и очень интересный человек, любящий свою страну и все родное — русское. Часто выступал и благодарил партию и правительство за помощь науке.

История с A.A. Ухтомским тоже интересная, но описывать ее я не смогу из-за нехватки времени, но только знаю тоже от Айропетьянца, что Алексей Алексеевич умер от голода в 1942 году, и на доме, где он жил, на 16-й линии Васильевского острова, есть мемориальная доска с его портретом.

В 1930 году, вскоре после поступления в университет, я обратила внимание на парня, в красной рубашке-косоворотке, с красивой шевелюрой и красивыми карими глазами. Впервые я его увидела в президиуме в актовом зале. Соня сказала, что это секретарь комсомольской организации университета Мукасей Миша. А потом я его часто видела в коридоре университета, всегда с сестрами Артюшенко, их было трое: Шура, Люба, Зина.

Миша больше всех дружил с Шурой — обаятельной брюнеткой, с красивыми волосами, большими глазами. Она была редактором университетской газеты. Люба была на биофаке уже замужем за студентом-физиком, его звали Вася Смирнов, с ним Миша дружил. О Зине я знаю мало, но она также часто бывала с Мишей. Это у него была дружба с этой семьей.

В университете для студентов была маленькая поликлиника, где работал прекрасный зубной врач. И вот в его кабинете, вернее, перед кабинетом, в зале ожидания, я и встретила Мишу. На скамье, в ожидании своей очереди к зубному врачу, сидели студенты. Я пришла сразу после получения удостоверения о сдаче норм ГТО, то есть «Готов к труду и обороне», Я была очень спортивной, добилась рекорда по плаванию, прыжкам, стрельбе и другим видам спорта. Последним пациентом к зубному врачу был Миша Мукасей, тогда еще мне незнакомый человек.

Я стала с радостью рассматривать свое удостоверение ГТО, где была и моя фотография. И вдруг Мукасей взял у меня удостоверение, попросил посмотреть, смотрел довольно долго. Подошла его очередь, и он с моим ГТО ушел в кабинет. Когда же он вышел из кабинета, врач вызвал меня, а когда я вышла, Миши уже не было, и мы не виделись месяца два-три.

И только уже весной, в день 1 Мая, во время построения комсомольцев на демонстрацию, ко мне подошел секретарь комсомольской организации — Миша Мукасей, взял меня за руку и сказал: «Вы не пойдете на демонстрацию, Вы мне нужны…»

Я подумала, что он мне хочет дать какую-то работу по делам комсомола, и стояла в стороне, ожидая его дальнейшего указания. Он поручил другому товарищу провести демонстрацию к Зимнему дворцу, к площади, где всегда трудящихся встречали члены ленинградского правительства, а сам подошел ко мне и спросил: «Есть хотите?» Я, изголодавшись, сказала: «А кто в наше время ходит сытым?» «Ну, пойдемте в нашу студенческую столовку».

Мы пришли в столовую, никого не было, кроме одной официантки, которая, всплеснув руками, воскликнула: «А, Миша!» На что он ответил: «Дайте нам по две порции винегрета с двумя кусками черного хлеба» (белого тогда мы никогда не видели). Аня (так звали нашу официантку) с любовью выдала нам все, что просил Миша. Мы запили чаем из какого-то суррогата и пошли в общежитие на Мытню, где я жила с девчатами, а Миша жил с одним товарищем — его фамилия Свистунов.

Они жили вдвоем, а так как в день 1 Мая Свистунов пошел на демонстрацию, Миша смело открыл дверь и пригласил меня посмотреть комнату, в которой он привилегированно жил. Я робко вошла и удивилась «холостяцкому» порядку в комнате. Как ни странно, на одной из тумбочек на тарелочке лежали конфетки и пряники — мне было странно, Миша меня не угощал, видимо, эти сласти принадлежали Свистунову.

Я спешила выйти из комнаты, но при выходе Миша меня ласково задержал и одарил нежным поцелуем. С этого дня — 1 мая 1931 года — начался наш роман, который не окончился и по сей день. А осенью 1932 года мы наши жизни соединили навсегда.

…Мы отплывали медленно, тихо, ровно, так что для нас совершенно не было заметно, каким образом мы оказались далеко от величественного Ленинграда. Сердце стучало так сильно, что казалось, оно сейчас выскочит: сердце переживало страх, радость, гордость, любовь к стране. Мы долго стояли на палубе, махали платками, прощаясь с любимым городом, который медленно оставался позади, красуясь своими прекрасными архитектурными сооружениями. Постепенно все уплывало и тонуло, только долго не мог исчезнуть из вида высоченный величественный Исаакиевский собор. Он один ярко блистал своей позолоченной крышей, он один видел нас, он последний провожал нас… А красавец-теплоход, разрезая водную гладь Финского залива, уносил нас в далекую и чужую страну.

Проснувшись рано утром и выйдя на палубу, мы ничего не могли видеть, кроме тихой глади воды, которой не было конца.

Самые лучшие дни в нашей поездке — это время, проведенное на теплоходе «Сибирь».

Никакого не было чувства, что мы едем, было такое чувство, что мы находимся в роскошном доме отдыха, где работники этого дома окружают тебя постоянной заботой. К нам в каюту пришел врач, расспросил о норме питания детей, установил им диету, необходимую в этой дороге. Особенно детей баловали фруктами. Весь обслуживающий персонал с любовью относился к пассажирам, именно не прислуживал, как мы это видели в других странах, а заботливо, по-товарищески, помогал нам отдыхать.