Семен Кувшинов - У стен столицы

Попов прибыл на доклад. Ему сказали подождать минут десять. Пока он ждал, присев в избе на полу, сон сморил его. Случается такое помимо нашей воли. Освободившись от решения оперативных дел, комбриг Безверхов, известный своей строгостью и требовательностью начальник, услышал: кто-то в уголке блаженно похрапывает, уронив голову на колени. Подошел, взглянул — очередной «докладчик». И тут же тихонечко, на цыпочках отошел от него: как бы не разбудить! Справки комбриг навел у подчиненного Попова, вместе с ним выполнявшего задание.

На фронте умели ценить отдых. Отпускался он в мизерных дозах, а использовался, как НЗ (неприкосновенный запас), — по специальному на то разрешению.

И вот получено «добро» на отдых. Случилось это после трех недель безостановочного наступления. Части, подразделения как бы обрели оседлость: на фронте наступило временное затишье.

Бойцы передовой линии поочередно отдыхают: моются, бреются, спят. Воины тыла, напротив, работают во всю мощь. Это их усилиями оборудованы нехитрые, но удобные бани — в домах, землянках, с неизменными атрибутами: бочкой (из-под керосина) воды, очагом под ней, в предбаннике — парикмахерской. Бойцы умеют и привести себя в порядок по-быстрому, по-фронтовому, прямо по-теркински:

Отдыхают и работники штаба, политотдела. По очереди они ходят баниться в соседнюю деревню. Возвратившись, пишут отчеты штабу армии — год кончается. Не без иронии высказывают затруднение: куда записать убитых гитлеровцев — в расход или приход?

Все командиры побрились, подстриглись, преобразились так, что порой друг друга не узнают. За время наступления некоторые из них порядком заросли. У начальника артиллерии, например, появилась густая черная борода. Она совершенно изменила его внешность да и манеры: Треков степенно поглаживал бородку рукой, заговаривал не вдруг. Комбриг сознавался, что, отдавая ему приказание, чувствовал какую-то неловкость: так солидно выглядел артиллерийский начальник, смахивая то ли на полярного исследователя, то ли на профессора. После приема у парикмахера Толи Косякова начарт явился на обед с аккуратной бородкой клинышком и усиками бланже.

Развернулся по-настоящему прибывший военторг. В штабе и по подразделениям организованы ларьки. При свете тускло мигающих огарков в землянках царит настоящее оживление. Старшины, бойцы покупают сладости: леденцы, печенье. Радуются им, как дети. И есть на то особая причина. Вместе с этим немудреным фронтовым ларьком, с его сладостями, бритвенными принадлежностями, папиросами, в жизнь бойцов вошло что-то мирное, далекое, такое отрадное и дорогое, отчего отдыхают душа и тело. И если порой обстановку общей радости, веселого настроя что-то нарушает — выстрел ли одиночный, вспыхнувшая в ночи ракета, зловещий свист мины, — в голове проносится ясная мысль: мир и покой на советской земле возможны лишь тогда, когда мы полностью уничтожим тех, кто нарушил их. В самой этой мысли заключается большой заряд стойкости, решительности, непоколебимой готовности во что бы то ни стало разгромить врага.

А поздно вечером для всех нас самым неожиданным и желанным сюрпризом был приезд в бригаду дорогих гостей из Москвы — делегации с комбината «Трехгорная мануфактура». В состав делегации входили три женщины, лучшие производственницы. Возглавляла их Колосова Валентина Алексеевна. Славные труженицы фабрики привезли воинам подарки, горячий привет от рабочих, которые делают все, чтобы их защитники были тепло и добротно одеты. Безверхов и Бобров позаботились о радушном приеме гостей. Они организовали встречу посланниц Москвы с героями боев. Комиссар штаба старший политрук Любимов провел членов делегации в один из батальонов. Женщины рассказали бойцам, как работают ткачихи «Трехгорки», затем вручили подарки. Воины заверили своих гостей, что они могут трудиться спокойно: не видать фашистам Москвы как своих ушей. Всем морякам было очень радостно оттого, что в тылу о них помнят, заботятся, что советский народ в едином порыве со своими вооруженными защитниками борется, трудится, кует победу. А это заставляло воинов проникнуться еще большей ответственностью перед советскими людьми за свои ратные успехи.

Передышка сполна использовалась для наращивания сил бригады, подготовки ее к новым боям. Прибыло к нам около ста курсантов Тихоокеанского высшего военно-морского училища. Все они — члены ВЛКСМ, добровольцы, досрочно выпущенные в звании главных старшин и старшин 1-й статьи. Комбриг и комиссар тепло встретили моряков, рассказали им о делах тихоокеанцев на фронте, призвали их множить боевые традиции. Порадовала всех весть о том, что бригаде передана батарея гвардейских минометов «катюш».

В штабе бригады состоялось партийное собрание, в батальонах и ротах — собрания коммунистов и комсомольцев. На повестке дня один вопрос: «Удвоить удары по фашистам». С докладами выступали Безверхов, Бобров, командиры батальонов, рот. В решениях партийных и комсомольских собраний выражалась непоколебимая уверенность их участников в победе над фашистской Германией, клятва отдать все свои силы достижению этой победы.

Бригада переведена на участок Алферьево — Владычино — Ивановское. Здесь наступала 64-я отдельная морская стрелковая бригада 20-й армии. Она освободила село Ивановское и деревню Владычино. Отсюда ее перевели на другой участок. На смену пришла бригада Безверхова. Перед ней стояла задача — удержать плацдарм на западном берегу Ламы, прорвать оборону немцев, захватить важный опорный пункт врага деревню Алферьево на восточном берегу реки.

Первый батальон, занявший позицию на территории техникума, с приданными ему артиллерийскими батареями и минометами, был атакован гитлеровцами из деревни Тимково. Атаки, поддерживаемые авиацией, следовали одна за другой. Моряки стойко оборонялись.

В полдень командир первого батальона доложил: «Немецкие танки со стороны Тимкова движутся на наши позиции». Комбриг прильнул к стереотрубе. В ее окулярах хорошо видно поле, усыпанное плешинами от взрывов мин, а у самого Тимкова — большие черные точки. Много их. Это танки противника. Они располагаются в две линии. За машинами строятся пехотинцы. Накапливаются быстро. Через несколько минут уже четко различим черный четырехугольник из живых людей. А вскоре второй, третий. Из-за высокого берега Ламы взмывают самолеты со свастикой.

— Евгений Васильевич, гитлеровцы готовят какой-то необычный трюк, — озабоченно обращается Безверхов к военкому. — Раньше не приходилось наблюдать, чтобы фашисты на глазах у нас открыто готовились к атаке.