Михаил Филин - Арина Родионовна

Середина тернистого Ирининого пути давно была пройдена — и приближались сумеречные предзакатные годы.

В эти годы многие устают жить и покорно доживают — а она обрела ненаглядных «пушкинят».

Шла ли, ехала ли крестьянская дочь «из толщи народа русского» в град Петров — сие разве что Богу ведомо. Только вся она истомилась дорогой, тряпицу с денежкой насилу уберегла, котомкою спину зело натрудила. По пути могилки родные поминала, о кровинках сиротствующих слезу украдкою роняла.

А как явилась в град великий и хмурый — так в ножки старой и молодой барыням и пала. Барыни-княгинюшки странницу враз приветили, с колен подняли да и приголубили.

И стала наша нянюшка Арина с той поры в доме каменном жить-поживать, господ своих трудами ублажать, оберегом для хозяйских крох быть…

Незадолго до Рождества, 20 декабря 1797 года, Надежда Осиповна Пушкина благополучно разрешилась от бремени дочерью Ольгой. Арина же Родионовна к тому времени уже обжилась в небольшом петербургском домике Марии Алексеевны Ганнибал (притулившемся в Измайловском полку [116] Книга воспоминаний о Пушкине. С. 16. ) и радовалась событию вместе с родителями и бабушкой. Однако мы так и не знаем доподлинно, кем стала наша героиня для новорожденного ребёнка.

Спустя много лет её дочь Марья Фёдорова сказала уже упоминавшемуся Н. В. Бергу, что именно Арина Родионовна «выкормила Ольгу Сергеевну» [117] Там же. С. 8. . Данное сообщение А. И. Ульянский принял всерьёз и выдвинул довольно спорную, но всё-таки достаточно аргументированную гипотезу.

В ходе изучения и сопоставления различных исповедных ведомостей и ревизских сказок рубежа XVIII и XIX столетий он установил, что Ирина Родионова Матвеева, по всей видимости, в самом конце 1797-го или в начале 1798 года произвела на свет сына Стефана [118] Впоследствии Стефан Фёдоров был крепостным сельца Михайловского. . Так как соответствующей записи о рождении крестьянского отпрыска в метрической книге суйдовской церкви Воскресения Христова сделано не было, то биограф резонно предположил: младенец родился вовсе не в Кобрине, а вдали от мужа и семьи Ирины, то есть уже «в Петербурге, в доме Пушкиных» [119] Ульянский. С. 23–24, 77. . В таком случае вызванная из деревни Ирина, действительно, могла стать кормилицей, «мамушкой» Оленьки Пушкиной.

Стоит напомнить читателю, что крестьянской дочери Ирине-Арине вот-вот должно было исполниться ни много ни мало сорок лет.

Прочие исторические источники вроде бы никак не подтверждают версию биографа. Сама Ольга Сергеевна и через полвека величала Арину Родионовну только «нянею» [120] ПВС-1. С. 43. Ср.: XIII, 290. ; то же самое говорили её сын Л. Н. Павлищев [121] Павлищев. С. 12–13. и А. Ю. Пушкин (двоюродный дядя поэта, назвавший Ирину Матвееву «опытной и усердной нянькой» [122] Книга воспоминаний о Пушкине. С. 18. ).

Ещё более весомым кажется свидетельство Н. О. Пушкиной. В письме (на французском языке) от 4 января 1835 года к дочери Ольге (ставшей тогда матерью) Надежда Осиповна, беспокоясь о здоровье внука Леона, вспомнила к месту и давнишний собственный опыт. «…Благодаря заботам и предосторожностям, которые ты приняла, — писала Н. О. Пушкина, — он наверняка не будет косить, а это часто случается с маленькими детьми; зрение у них ещё слабое, взгляд не может быть таким, как у взрослого, и, кормя, надо закрывать им глаза, что я всегда делала, и нянька твоя звала тебя Занавесная Барыня » [123] Письма Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных к их дочери Ольге Сергеевне Павлищевой: 1828–1835. СПб., 1993. С. 261–262 (выделенные слова в подлиннике написаны по-русски). В мемуарах Л. Н. Павлищева есть схожий «фрагмент» из письма Надежды Осиповны, который мемуарист датировал 26, 28 или 30 декабря 1834 года: «Александр (Пушкин. — М. Ф.) советует тебе, когда кормят ребёнка, закрывать ему чем-нибудь глаза. Впрочем, я сама всегда точно так же поступала со всеми моими детьми, и покойная Ирина <���…> Родионовна называла вас поэтому „занавесные Пушкенята (sic! — М. Ф.)“» (Павлищев. С. 379). В качестве комментария к этому эпистолярному «фрагменту» сошлёмся на слова публикатора переписки родителей Пушкина Л. Л. Слонимской, которая характеризовала археографические методы Л. Н. Павлищева так: «…Не преследуя научной цели, он строил свою книгу беллетристически; отсюда — свободное пользование материалом: произвольные датировки, монтаж цитат из разных писем, авторские добавления, переделка повествовательных отрывков из писем в форму диалога, приписывание перу Сергея Львовича строк Надежды Осиповны и обратно и другие приёмы» (Письма Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных к их дочери Ольге Сергеевне Павлищевой: 1828–1835. СПб., 1993. С. 10). . Иными словами, Надежда Осиповна однозначно заявила, что она сама выкормила свою старшую дочь, а Арина была лишь «приставленной» к Ольге няней, ухаживавшей («ходившей») за младенцем.

Кстати, меткое шутливое прозвище девочки — «Занавесная Барыня» — надо, вероятно, считать самыми ранними из дошедших до нас слов Арины Родионовны.

Итак, версия А. И. Ульянского не подкрепляется сведениями из пушкинского семейного кружка — но версия и не опровергается ими. Суть в том, что в дворянских семьях, ожидавших прибавления, зачастую перестраховывались и загодя обзаводились кормилицей (или даже кормилицами) — так сказать, «на всякий случай». Скорее всего, подыскивали таковую бабу и Пушкины с Марией Алексеевной Ганнибал — и известие о беременности Арины Матвеевой, хорошо себя зарекомендовавшей крестьянки из близкого Кобрина, подоспело в Петербург как нельзя кстати. После же рождения Ольги Пушкиной Арина вполне могла быть при Надежде Осиповне временной («про запас») кормилицей, а потом уже превратилась в безоговорочную няньку.

Более точных данных об изначальном статусе Арины Матвеевой в доме Пушкиных мы, по всей видимости, уже не получим. Ничего не знаем мы и о том, когда её сын Стефан был отправлен из Петербурга в Кобрино, к отцу [124] См.: Ульянский. С. 20, 26, 27, 98. . Зато хорошо известно, что Арина сразу и навсегда, как родную, полюбила малютку Олю, свою «голубушку» (XIII, 209). Собственных детей крестьянка могла голубить разве что в мыслях, тоскливых и неотступных…

Чета C. Л. и Н. О. Пушкиных отличалась какой-то повышенной, прямо-таки безудержной непоседливостью, причём особенной егозой, по мнению современников, была Надежда Осиповна. «Она терпеть не могла заживаться на одном и том же месте и любила менять квартиры, — вспоминал внук, — если переезжать, паче чаянья, было нельзя, то она превращала, не спрашивая Сергея Львовича, снисходившего к её причудам, кабинет его в гостиную, спальню в столовую и обратно, меняя обои, переставляя мебель и прочее» [125] Павлищев. С. 9. . Сергей Львович не только потакал начинаниям суетной супруги, но порою и сам был не прочь инициировать какое-либо подновляющее быт предприятие. Поэтому немудрено, что в ещё не устоявшейся жизни родственных душ вскоре после венчания и рождения дочери начались пертурбации.