Наталья Солнцева - Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание

Но возможно, ему просто было не дано писать об эросе так, как Бунину. В «Жизни Арсеньева» Бунин называл себя казаком-бродником, которому никак невозможно усидеть дома; его герои влюблены во всех женщин мира; с героями его происходило что угодно, только бы не быть им скованными узами брака. Шмелев же признавался Ольге Александровне: «…я выдержал огромную борьбу с чувственной стороной во мне, не светлой», остался вне «пределов любви» [555] Письмо от 2.01.1942 // Там же. С. 409. .

Шмелев, с его собственных слов, никогда не испытывал и чувства ревности. Он не знал этой страсти, этой тьмы, как он писал. Таким образом, его вдохновение было лишено и этого источника. Лишь однажды, будучи влюбленным гимназистом, он устроил сцену ревности некому полковнику, приставу части, принявшему горячее участие в судьбе семьи Охтерлони (только что умер отец Ольги Александровны) и хлопотавшему о пенсии от Севастопольского комитета. Молодой Шмелев увидел, как Оля Охтерлони и полковник на извозчике ехали в канцелярию губернатора, он заявился к полковнику и решительно потребовал оставить в покое его невесту.

Если Шмелев и писал о любви, то оказывался во власти высокой цели изобразить идеал. Такой была Анастасия из «Неупиваемой чаши», Даринька из «Путей небесных». Он описывал их так, чтобы читатель целомудренный ничего грязного, темного или просто соблазнительного в женском образе не нашел. Его прямо-таки тошнило от пошлости любовной. Как когда-то тошнило от натуралистической изобразительности, от Золя. Как символ собственного творческого состояния он воспринимал стихотворение Пушкина 1828 года «Кобылица молодая»:

Из его писем к Бредиус-Субботиной ясно, что он испытал описанное Пушкиным, что сам себя в творчестве укоротил и направил в мерный круг, и помогала ему в этом его жена, Ольга Александровна — и до, и после своей смерти.

Ильин называл Бунина мрачнейшим из эпикурейцев. Все-таки — из эпикурейцев. Шмелев слышал в бунинской прозе эту тональность. Сам же он полагал, что истинный писатель творится страданием. «Радостными в творчестве бывают лишь не-глубокие, не-трогающие, не-захватывающие. Эпикурейцы…» [556] Письмо от 27.02.1942 // Там же. С. 543. — писал он О. А. Бредиус. И развивал свою мысль: даже Мопассан знал, что такое страдание, как и Бальзак, Флобер, Стендаль, Шатобриан, Доде, Гюго, Диккенс, Шиллер, много горького познания у Гете и, конечно, у Пушкина.

У «Темных аллей» был безусловный успех. Как писали критики, в том числе и Адамович, в них звучала благодарность к жизни, пусть несовершенной. Но были и смутившиеся. Для подготовки американского издания «Темных аллей» пришлось пойти на мелкие купюры; как вспоминал Андрей Седых: «В 47-м году я получил от Бунина манускрипт его „Темных аллей“. С разрешения автора М. А. Алданов и я удалили из рукописи несколько строк, которые могли вызвать обвинение в „эротизме“, — обвинения этого он впоследствии все равно не избежал» [557] Седых А. Далекие, близкие: Воспоминания. М., 2003. С. 193–194. . Георгий Гребенщиков в январе 1944 года написал Алданову: «…скользкая эротика, забава бывших и, слава Богу, изгнанных из быта барчуков, растлевавших своих горничных…» [558] С двух берегов. С. 226. . Строгий Ильин усмотрел в «Темных аллеях» похотливое естество человека, не различающего добра и зла. Бунин же сопоставил «Темные аллеи» с «Декамероном»: обе книги создавались в мрачную пору, в одном случае это была война, в другом — чума. Ему рассказы «Темных аллей» были необходимы как спасение от ужаса жизни. Да и прав ли Ильин, видевший в творчестве Бунина лишь инстинкт? лишь пол? В «Позднем часе» (1938) герой говорит о том, что в будущей жизни встанет перед избранницей на колени и поблагодарит ее за все, что получил от нее в жизни земной. Инстинкт Бунин умел опоэтизировать, что давалось редким писателям. Рядом, пожалуй, можно поставить лишь Куприна. Да и многие бунинские герои расплачивались за свою естественность смертью, болезнью, неудавшейся жизнью.

Но Шмелеву было достаточно услышать пересказ сюжета, ему хватало процитированного кем-то фрагмента, и он впадал в мрачнейший сарказм. Например, зачем это в «Весной, в Иудее» (1946) на Пасху — сыр? Зачем извращает свой дар? Зачем хватается «за рюмки и подолы» и зачем «заголяется»? [559] Переписка двух Иванов (1947–1950). С. 41, 43. Не будет он читать «Темные аллеи» — многих от них уже «сблевало»… [560] Там же. С. 46.

Причем раздражение Шмелева распространялось не только на «Темные аллеи». В 1947 году ему пересказали содержание бунинского рассказа «Три рубля» (1944), этот рассказ читали по радио. В гостинице уездного города на свидание к рассказчику напрашивается уличная барышня; рассказчик решает напоить ее чаем, дать три рубля и выпроводить, однако он поддается внезапной страсти; далее герой ужасается тому, что произошло с ним в этом захолустье: барышня за три рубля продала свою девственность; барышня эта, вчерашняя гимназистка, ставшая сиротой, вызывает у героя нежность и жалость; они живут в Ялте, а весной она умирает. Шмелев отозвался о рассказе зло: «что-то сверх-гадкое», «надуманное», «патологичное», этот рассказ «отравляет… юных» [561] Письмо к И. Ильину от 8.05.1947 // Там же. С. 122. .

Бунин в прозе лирик, в творчестве Шмелева развилась и победила строгая мораль.

У Шмелева свой счет к писателям-эмигрантам, эмигрантская литература должна быть совестливой и ответственной: в России «истекают кровью и слезами кровавыми…» [562] Там же. . Все более в нем проявлялся интерес к СССР, возрастало сострадание народу-победителю. В 1947 году астрологи предсказали Сталину скорую смерть, и Шмелев с надеждой обращался к небесам: когда же? может, «уже при дверях» (Мф., 24:33)? 8 января 1948 года прошел слух о том, что Сталин умер. Неужели «сдох»? [563] Письмо к И. Ильину от 9.01.1948 // Там же. С. 228. В начале марта 1948 года вдруг подумалось: может, Сталина уже нет, а есть некая эманация? Первые инсульты у Сталина, действительно, способствовали возобновлению террора в 1946-м и в 1947-м. Шмелев в письме к своей благодетельнице Шарлотте Максимилиановне Барейсс от 8 мая 1947 года выказывал нетерпение:

Ведь там — в лагерях! — ка-аждую минуту умирает в страданиях — 30 человек, каждый час — около 1700–1800! В день — около 41 000. И это по минимальному расчету, я беру число заключенных — в 10 милл<���ионов> — а называют и 12, и 15 милл<���ионов> при средней продолжительности «лагерников» — в 3 мес<���яца>. Так рассчитан паек: вытягивают жизнь каторжной работой, а на смену выбывших — матерьялу хватит. Это — страшная правда. А мир — молчит. Так мы, живущие в свободе, счастливцы! И часто забываем о сем [564] Письмо к И. Ильину от 9.01.1948 // Там же. С. 124. .