Эльга Лындина - Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В «Гамлете» в игре Хабенского, думается, была чеканная проработка внешнего рисунка, каждой позы, жеста, движения.

Но, видимо, мысль о роли Гамлета все же жила в душе актера: вот фрагмент его размышлений по этому поводу:

Вопрос интервьюера:

«– Почему бы не сделать свой какой-то вариант маленького спектакля «Гамлет»?

– Хотелось передать что-то в статике. Не используя никаких вспомогательных средств и приспособлений».

Повторюсь: Хабенский сыграл Гамлета в концертном исполнении под музыку Чайковского в исполнении Российского Национального оркестра.

Полтора часа актер читал Шекспира. Отказался от всего внешне героического. Но в его Гамлете не было и пассивной мечтательности, слабости воли, о чем принято говорить как о главной, неотъемлемой черте этого героя. Лишь три-четыре раза он позволял прорваться бурному проявлению чувств в коротких, ярких вспышках, исполненных трагизма. Хабенский читал словно для самого себя, раскрывая свои самые сокровенные мысли. То были раздумья, горькое удивление, сокрушение сердца.

После премьеры Хабенский признался, что хотел проверить себя, посмотреть, сможет ли?..

Он точно угадал иное актерское существование в литературно-музыкальной композиции. Продолжил в композиции по «Калигуле», снова заговорив о трагическом неустройстве мира, о невозможности превратить несовершенство его – в совершенство.

Середина первого десятилетия XXI века – взлет Хабенского. Еще одна роль этого периода как бы в стороне от ранее сыгранного, неожиданная, вся на острие ножа телевизионной версии Павла Лунгина гоголевских «Мертвых душ» – «Дело о мертвых душах».

В этой картине Лунгин собрал блестящий актерский ансамбль. Кроме Хабенского снимались Сергей Гармаш, Нина Усатова, Александр Абдулов, Павел Деревянко, Инга Оболдина. Режиссер стремился найти решение, которое бы вплотную сблизило великую поэму Гоголя с нашими днями, в которых великолепно обжились ловкие и циничные авантюристы, честолюбивые политические интриганы, где процветает механизм постоянного лицемерия и ржавчина разъедает людские души.

Но надрывное, непрестанное стремление сценариста Юрия Арабова сочинить нечто, что было бы по всем параметрам вопреки Гоголю, превратило сценарий в клочковато-претенциозное сочинение. Любое столкновение переводилось на язык трансцендентальный, что-то вроде конфликта воли с душевной чистотой!..

Соответственно и хорошо знакомый всем со школьной скамьи вкрадчивый авантюрист Чичиков в результате превратился в некое исчадие ада. Это исчадие ада терзает честнейшего, порядочнейшего господина Шиллера, посланного в город N вести дело о «мертвых душах» и отыскать Чичикова, бежавшего из острога. Затем господин Шиллер почему-то превращается… в Акакия Акакиевича.

У беса Чичикова – героя Хабенского – всего несколько эпизодов, разбросанных по многосерийному пространству картины. Хабенский, судя по всему, достаточно спокойно отнесся к сценарным изыскам Арабова. Он играл человека, отчужденного от реальности, испытывающего наслаждение от совершаемого зверства, испытывающего свою власть над жалким – в его представлении – человечеством. Словом, сатанинскую натуру!

Этот Чичиков неуловим. Является и исчезает подобно Злу, так или иначе существующему в наших мыслях, намерениях, поступках. Оно поднимает темную накипь со дна души, влечет, застит разум.

Эта работа кажется экспериментом на пути Константина Хабенского. Зло, разгуливающее по Земле в образе человека на все времена. Несмотря на то, что роль складывалась из цепочки всего нескольких эпизодов, мне кажется, она прочертила перспективу в будущее артиста.

Как это далее реализовалось? Многое зависело и всегда будет зависеть от того, что предложат Хабенскому драматурги и режиссеры, актер – фигура зависимая, и Константин Юрьевич это знает:

«– Удел единиц – работать где, когда и с кем хочешь. Актеров много, большинство себе этой роскоши позволить не может», – таково резюме Константина Хабенского.

Это взгляд реалиста. Хотя Константин Юрьевич сегодня уже может позволить себе выбирать, соглашаться, отказываться от неинтересных ролей.

В 2005 году в его послужной список достаточно успешно вошла роль Грина в экранизации романа Бориса Акунина «Статский советник». В этом фильме, по сути, две живые фигуры: князь Глеб Пожарский, петербургский чиновник, занимающий высокий пост в министерстве внутренних дел, командированный в Москву, чтобы уничтожить группу террористов, которыми руководит опасный, отчаянный и беспощадный Грин. Второй реальный персонаж в скучном и вялом (несмотря на жанр) повествовании.

Грин – магнетическая личность. Его магнетизм в железной воле, которой он действительно заражает своих товарищей по борьбе. Товарищи его не любят – любить такого абсолютного фаната трудно. Как соотноситься с человеком, закованным в броню? Неумолимо жестоким? Не знающим ничего, кроме борьбы, борьбы и еще раз борьбы? Как смириться с его аскетизмом, возведенным им в культ? Того, кто лишил себя всех радостей жизни – от и до, требуя того же от всех остальных? Демоны-искусители, нашептывающие о любви, благах житейских, тепле общения давно отступились от Грина, оказавшись не в силах совладать с его невероятной волей.

В романе Акунина подробно выписана биография Грина – мальчика из местечка, еврея, у которого во время погрома была убита вся семья. Так дано обоснование его ненависти, обращенной к власти, позволяющей безнаказанно уничтожать беззащитных, невинных людей. В картине Грин лишен этой почвы. Но Хабенский донес душевную рану, которая никогда не зарастет. Она присутствует не в речах Грина – в молчании человека, сознательно обрекшего себя на роль неумолимого мстителя и вместе с тем тайного мечтателя об ином мироустройстве. Он добровольно отторгает себя от всех. Даже от тех, с кем идет на террористические акты, экспроприацию и т. п.

И все же человек остается человеком. Даже такой, как Грин. В финальных сценах это прорывается во взгляде Грина, обращенном на его соратницу по прозвищу Игла, как бы тень его самого. Он угадывает в ней то же одиночество и добровольное обречение на смерть. В эти минуты они рядом, они вместе…

Боль молнией пронзает его. Жить остается всего минуты. Грин еще успевает взглядом приказать Игле убить их врага Пожарского, воспользоваться принесенной взрывчаткой. Но тогда вместе с Пожарским погибнут все. Назначенные ими для себя роли должны быть сыграны до конца. Таков закон террора, закон революции. Но ведь проиграна собственная жизнь. Этим Константин Хабенский завершает судьбу Грина. В этом суть сыгранного им. Суть, жгуче современная для наших дней, когда человеческая жизнь теряет свою самоценность. Когда фанатизм драматически сужает мышление и одномерность становится границей в решении любой проблемы…