Жорес Медведев - Никита Хрущев

Впрочем, большинство из тех, кто вернулся из лагерей, испытывали в первые годы не столько гнев или жажду мести, сколько страх перед возможными новыми репрессиями. К тому же позиция официальной печати и большей части официальных властей лишь подкрепляла этот страх. Вернувшиеся домой люди боялись рассказывать друзьям и близким о перенесенных страданиях. Многим казалось, что за ними следят, что их телефоны прослушиваются, что их окружают доносчики. От этой мании преследования быстрее избавлялись те, кто был впервые арестован после войны и провел в лагерях «всего» 5–8 лет. Эти люди быстрее включались и в свою прежнюю профессиональную деятельность. Но большинство тех, кто провел в заключении в нечеловеческих условиях 17–20 лет, вернулись психологически сломленными, да и их здоровье было подорвано. Они не стремились к политической деятельности. Бывший первый секретарь одного из обкомов в Казахстане Н. Кузнецов пошел работать простым лесником. Он не хотел видеть людей. Одна лишь возможность свободно ходить по улицам своего города, есть досыта, в том числе мясо, фрукты, конфеты, мороженое, мыться в ванной, посещать кино и театр, отдыхать на юге – все это казалось большинству недавних зэков огромным счастьем. К тому же и власти отнюдь не стремились привлекать их к активной работе. Можно пересчитать по пальцам тех лагерников, которые вернулись на работу в партийный и государственный аппарат.

Все же некоторые из недавних узников начали писать воспоминания, а также художественные произведения на тему лагерей и репрессий. Это делали Солженицын в Рязани, Варлам Шаламов в Москве, Евгения Гинзбург во Львове. Втайне даже от родственников начал писать книгу воспоминаний бывший чекист из Тбилиси Сурен Газарян. Свои аналитические заметки о сталинских репрессиях стал заносить в дневник бывший философ и партийный работник П. И. Шабалкин. Работу по восстановлению доброго имени многих военачальников, которые еще не были реабилитированы, начал А. И. Тодорский – единственный оставшийся в живых генерал из попавших в ГУЛАГ еще в 30-е годы. Эти усилия наталкивались, однако, на сильное сопротивление как партийного, так и идеологического аппарата. Здесь ссылались на фразу, якобы сказанную Хрущевым, о том, что партия не может и не будет устраивать «варфоломеевских ночей». Анонимный поэт писал в 1957 или в 1958 году:

В самом конце 50-х годов Н. С. Хрущев несколько раз публично заявлял, что советский народ и партия будут помнить Сталина и воздавать ему должное и что термин «сталинизм» придумали враги социализма. Тело Сталина покоилось в мавзолее рядом с телом Ленина. На XXI съезде КПСС в 1959 году никто не вспоминал о Сталине и его преступлениях. Ситуация неожиданно и быстро изменилась в конце 1961 года, на XXII съезде КПСС.

1956 год. Проблемы внешней политики

1956 год был чрезвычайно сложным и в области внешней политики СССР. Съезд обнаружил первые трещины в отношениях между СССР и КНР. Чтобы разъяснить политику КПСС и решить ряд экономических проблем, в Китай вылетела представительная советская делегация во главе с А. И. Микояном. Кроме ранее оговоренных проектов, Советский Союз принял обязательства помочь строительству еще 55 предприятий.

В апреле 1956 года Н. Хрущев и Н. Булганин предприняли первый государственный визит в одну из крупных стран Запада. Это была недавняя владычица морей Великобритания. Визит не предполагал никакого соглашения, он был объявлен просто визитом доброй воли. До Калининграда Хрущев и Булганин ехали поездом, а после осмотра города и порта пересели на крейсер «Орджоникидзе», который через день бросил якорь у берегов Англии. Хрущев с интересом знакомился со страной. Кроме Лондона он побывал и в других крупных городах. Булганина и Хрущева приняла королева Елизавета II; несколько раз они встречались с премьером А. Иденом. На одном из обедов, устроенных в честь советских гостей, место рядом с Хрущевым было отведено для Уинстона Черчилля, еще совсем недавно оставившего пост премьер-министра. Хрущев и Черчилль оживленно беседовали друг с другом более полутора часов. Итальянский журналист Доменико Бертоли позднее писал о визите Хрущева в Англию: «Трижды мне удавалось вблизи увидеть Никиту Сергеевича Хрущева, который более десяти лет руководил коммунистическим движением и советским миром. Впервые это произошло в Англии в 1956 году. Он был с Булганиным… Низенькие, толстые, одетые причудливым образом, в широченнейших брюках и пиджаках, которые казались деформированными, они ходили всегда вместе, внимательно следя за тем, чтобы не обогнать друг друга. На вокзале Виктория премьер-министр Иден приветствовал их с высоты своей спеси в метр восемьдесят пять. В Оксфорде оба были радостно приняты студентами, хором кричавшими “Пуур Олд Джо” (Бедный старый Coco), намекая на антисталинскую кампанию, которая только началась. Оба русских приветливо улыбались и делали знаки приветствия студентам, которые выглядели восторженно. Улыбки исчезли с их лиц, когда им было сообщено о содержании стольких криков и аплодисментов. В одном из великолепных зданий университета посетители обнаружили, что бюсты старинных ректоров и знаменитых ученых загримированы так, что походили на тирана, исчезнувшего три года назад, нахмуренного, в усищах и с наградами на груди…» [100] .

Об одной из встреч с Н. С. Хрущевым вспоминал позднее и Чарли Чаплин. В «Автобиографии» этого великого артиста можно прочесть: «В один из наших приездов в Лондон пришло уведомление, что на приеме, который устраивало советское посольство в отеле “Клэрид”, с нами хотели бы встретиться Хрущев и Булганин. Когда мы прибыли, народу было уже столько, что трудно было войти. С помощью сотрудников посольства стали пробираться сквозь экзальтированную толпу. Вдруг увидели, что с противоположной стороны также пытаются пробиться Хрущев и Булганин – но потом им, видно, надоело, и они оставили затею переплыть это людское море. Хрущев, хотя и раздраженный суетой, пытался шутить. Потом стал подвигаться к выходу, наш сопровождающий вынужден был окликнуть его. Хрущев от него отмахнулся, видимо, с него было достаточно. И тут сопровождающий закричал: “Чарли Чаплин!” Булганин и Хрущев остановились и повернули назад, приветливо улыбаясь. Я был польщен. Нас представили – прямо в этой толкучке. Через переводчика Хрущев сказал что-то о том, как русские любят мои фильмы, потом нам предложили водки. Мне показалось, что туда высыпали целую перечницу, но Уне понравилось. Нам удалось стать в кружок, и так нас даже сфотографировали. Из-за шума я не мог произнести ни слова.