Сьюзен Зонтаг - В Америке

— Завидую тебе. Я не смогла бы вести две жизни одновременно, — сказала Марына, не глядя Богдану в глаза. — Я слишком дорого заплатила за то, чтобы вести хотя бы одну.

— Я не поеду, — сказал он.

— Нет, я хочу, чтобы ты поехал. У меня будет уйма работы.

Она ощущала себя героиней. И удивлялась, что некоторые люди считали ее меланхоличкой.

— Когда я вошел, вы показались мне немного грустной, — осмелился сказать сердобольный репортер из «Мемфис Дейли Аваланш».

— Разве вы встречали польское лицо без тени грусти? — возразила Марына. — Однако я грущу, только когда рядом нет моего мужа. Мы всегда вместе, но недавно он был вынужден уехать по делам в Калифорнию на несколько месяцев, и все это время я скучаю по нему.

Телеграмма была отправлена 23 февраля 1879 года:

ФОН РЕБЛИНГ РАЗРЕШИЛ ПОНАБЛЮДАТЬ ПОЛЕТОМ ТЧК ПРОШУ РАЗРЕШЕНИЯ ПОДНЯТЬСЯ ВОЗДУХ

Чем занимается Богдан? Она надеялась, что он не будет ее тревожить. И не просила успокаивать ее.

Следующая телеграмма пришла через восемь дней:

ВРЕМЯ ВОЗДУХЕ ДЕСЯТЬ МИНУТ ТЧК БЕСПОДОБНОЕ ЗРЕЛИЩЕ

Зрелище с земли? Или с воздуха? Но как она могла верить тому, что писал Богдан? Она переживала бы еще больше, если бы не шесть однодневных гастролей в Миссури и пять — в Кентукки. Ее репертуар состоял теперь из девяти пьес (пять из них шекспировские), которые она сыграла в тридцати четырех театрах только за последние два месяца. Она решила добавить к ним «Цимбелин», когда они добрались до Небраски на обратном пути по Среднему Западу. Она обнаружила, что «Цимбелин» — одна из самых популярных в Америке пьес эвонского барда. Публике нравился целый поток примирений в конце, который охватывал как злобного соблазнителя добродетельной Имогены, так и ее вспыльчивого простофилю-мужа.

Мужья всегда правы. Виновная жена должна умереть. Если она взаправду неверна, то умирает взаправду. Если же ее несправедливо подозревают в измене, нужно умереть понарошку — и подождать, пока разъяренный муж не образумится и не простит ее.

Конечно, это больше не отвечало действительности. Наступили другие времена. Муж не всегда прав. Но женщина по-прежнему обязана признавать свою мучительную зависимость от мужа.

Богдан! Муж мой! Ляг со мной. Обними меня. Согрей. Я хочу уплывать в сон вместе с тобой, мне так не хватает этого.

Еще одна телеграмма, датированная 17 марта 1879 года:

МАРЫНА МАРЫНА МАРЫНА ТЧК ВСЕ ЦЕЛО ТЧК ВЕЗДЕ ВОДА

Затем — молчание. Может, он сошел с ума? Исчез навсегда?

Но я, конечно, смогу жить без него. До тех пор, пока буду гастролировать. Эти турне помогают сохранить душевное равновесие. Движение, волнение и сознание долга гонят прочь дурные мысли и подавляют дурацкие желания.

Муж мой! Друг! Делай, что считаешь нужным. Только не мучай меня. Я не настолько сильна. Пока еще.

— Каждый аппарат строится по особому принципу, — сообщил Богдан по возвращении. — Этот назывался «Аэро-сердцем». «Аэро-корасон». Иногда просто «Корасон».

— Назывался? Значит, он разбился.

— Марына, ты не поняла. Он поднялся в воздух. Почти вертикально вверх. Отличительна черта этого аэростата в том, что у него нет крыльев. Вертикально вверх, без всяких внешних приспособлений, примерно на сто футов! И потом он величественно, изумительно парил целых десять минут!

— Расскажи подробнее, — попросила она.

— Ах, Марына, я так глупо себя чувствую. Что я делаю с нами со всеми? Я просто одержим.

— Нет, это не так. Ты просто рассказываешь мне сказку.

— Я не рассказываю сказок!

— Нет, рассказываешь. — Она тихо засмеялась.

— Что ты хочешь узнать?

— Какой он?

— Это гигантский колокол с полностью закрытой кабиной и огромным, широким винтовым пропеллером, торчащим над крышей, который в движении похож на волчок. Я сказал тебе, что у него нет крыльев? Ну конечно, сказал. Подъемная сила обеспечивается устройством, которое сами изобретатели называют «воздуховыжималкой», — такая трубка, через которую сжатый воздух выбрасывается внизу аппарата. «Выжималка» и пропеллер запускают машину вертикально на заданную высоту, после чего она останавливается и дальше летит горизонтально — этого почему-то не получилось — в том направлении, куда повернута. Со скоростью до восьмидесяти миль в час, как утверждают Хуан-Мария и Хосе.

— Я думала, что все изобретатели — немцы.

— Почти все.

— И твои мексиканские друзья остались целыми и невредимыми, когда аппарат разбился. Ты бы мне сказал, если бы они погибли или…

— Да, «Корасон» великолепно оснащен на случай крушения. Воздушный шар, который в три раза больше его по величине и называется «компенсатором», быстро надувается, чтобы замедлить стремительный спуск, а из нижней части аппарата выбрасываются эластичные «ножки», смягчающие удар о землю.

— Но ты же не поднимался вместе с ними?

— Марына, я обещал тебе.

— Значит, нет?

— Я чуть не попросил, чтобы они взяли меня с собой. Но боялся, что не смогу перебороть страх. Я знал, и они знали, что приземление будет мягким, заурядным, не смертельным. Но полной уверенности все равно не было. Это и есть приключение, не правда ли? Цветы в волосах, а лица-то и нет…

— Что-что, Богдан?

— …и Дрейфус тоже заинтересовался. И мне кажется, я уговорю фон Рёблинга встретиться с ним. А потом выполню свою миссию. Марына, Марына, прошу тебя, не качай так головой!

Уехать из Америки? Потому что — самая американская из причин — «пора двигаться дальше»? Уорнок не понимал:

— Но вы же только начали карьеру в Америке. Вы можете нажить здесь состояние. Вас все любят.

Но как мог человек, подобный Уорноку, понять всю притягательность Лондона для подлинной поклонницы Шекспира? Быть актрисой в Англии, а не просто играть по-английски! В Англии она достигнет таких вершин, до которых никогда не поднималась во время своего второго, самого успешного американского турне.

— Нет, вы не уедете, — сказал Уорнок.

Пока озадаченный, рассерженный Уорнок продолжал пророчить, что ее лондонская авантюра завершится провалом, Марына отдала себя в руки Эдварда Дадли Браунлоу, английского импресарио. 1 мая 1879 года состоялся ее лондонский дебют в «Камилле», хотя и под другим названием, поскольку «Камилла» (как почему-то называли по-английски «Даму с камелиями») была запрещена лордом Чемберленом. Марына всегда уважала Англию не только как родину Шекспира, но и как колыбель всех гражданских свобод, и с удивлением узнала о существовании в Лондоне правительственного цензора. Точь-в-точь как в Варшаве. Нет, не как в Варшаве — английская цензура оказалась такой слабой, что ее можно было обойти, изменив название пьесы. Марыне очень понравилось новое название — « Heartsease», приятно и ненавязчиво умиротворяющее, и была разочарована, узнав от Браунлоу, что heartsease — всего лишь название другого цветка [98] Heartsease — 1) душевное спокойствие; 2) анютины глазки (англ.). . Она чувствовала, будто ее понизили подобно цветку-символу чистосердечной куртизанки. Она надеялась, что этот лорд Чемберлен не заставит ее «даму с камелиями» умирать в пятом акте на ложе, усыпанном… анютиными глазками!