Крис Огден - Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

В то время как Марк использовал в личных целях имя своей матери, Кэрол, женщина с дружелюбными манерами и чувством юмора, годами изо всех сил старалась жить независимо и не прибегать к семейным связям. Она специально просила мать не пускать в ход свое влияние, когда начала изучать право — по совету матери. Политическая известность Тэтчер сделала Кэрол объектом всеобщего внимания в школе, и она отчаянно пыталась спрятаться в тень, особенно когда пресса принялась копаться в ее любовных переживаниях. Желая оградить неприкосновенность своей частной жизни, Кэрол уехала (после того как Тэтчер стала лидером консервативной партии) как можно дальше от Лондона, в Австралию, где сперва работала подручной на овечьем пастбище, репортером в газете и, наконец, ведущей ток-шоу на телевидении. «Если Кэрол увидит тайную пружину, на которую можно нажать, она скорее убежит за целую милю, чем нажмет на нее», — с гордостью заметила ее мать {29}.

Кэрол вернулась в Англию, чтобы помочь матери в избирательной кампании 1983 года, и осталась на родине. Ее решимость не прибегать к связям дала временный сбой, когда ее взяли на работу в «Дейли телеграф», редактором которой был тогда Билл Дидз, партнер по гольфу и приятель ее отца. Трудилась она с полной отдачей и, хотя в звезды первой величины не вышла, другим в работе не уступала. Мало кто из коллег считал, что своим положением она обязана громкой фамилии. Когда в 1986 году «Дейли телеграф» была продана, пришел новый редактор и Кэрол уволили. «Премьер-министр взорвалась, как термоядерная бомба» — так описал ее гнев один из помощников. Верная читательница «Дейли телеграф» с сорокалетним стажем, Тэтчер переключилась на «Индепендент».

Хотя, по словам Маргарет Тэтчер, она гордится своей дочерью Кэрол, одного лишь факта, что это славная, милая женщина, которая старается — куда усердней, чем Марк, — чего-то достичь в жизни, для ее матери недостаточно. Ведь в глазах Тэтчер главное — успех, а ее дочь оказалась скорее неудачницей в некоторых областях, которым мать придает важное значение. Кэрол закончила университет, сдала экзамены на юриста, но никогда не занималась юриспруденцией. Сейчас, в зрелом возрасте, она всего лишь нештатная журналистка. Не повезло Кэрол и в любви. Какое-то время она встречалась с Джонатаном Эйткеном, членом парламента — консерватором, но он с ней порвал, весьма демонстративно, и нового большого романа, похоже, не предвидится. «Кэрол страдает из-за того, что она дочь своей матери, — поясняет один из друзей семьи, — тогда как Марк существует за счет того, что он сын своей матери». Тэтчер беспокоится за судьбу дочери. Ее тревожит, что Кэрол, при всех стараниях угодить матери, просто-напросто не сумела устроить свою собственную жизнь. Ей бы хотелось видеть дочь похудевшей, более модной и современной, рядом с преуспевающим приятелем или мужем.

Мало кому из детей знаменитых родителей выдавалась легкая жизнь. Это наблюдение справедливо и в отношении отпрысков многих английских политических семейств, в том числе Болдуинов, Черчиллей и Макмилланов. Не миновала чаша сия и Марка с Кэрол. Друзья семьи по большей части возлагают всю вину за жизненные неудачи детей на плотный политический график Маргарет Тэтчер, подрывавший нормальную домашнюю жизнь семьи, но это объяснение представляется излишне упрощенным и несправедливым. Дэнис виноват не меньше ее. Мало того, что его не было дома, когда близнецам пришла пора появиться на свет, его частенько не бывало дома в их детские годы. И то, что Маргарет пропадала на работе, не побудило Дэниса заменять ее дома. Даже когда он не был в отъезде, Дэнис сплошь и рядом приезжал домой из «Атласа» часов в восемь-девять, после того как Эбби укладывала детей спать. Ко времени, когда дети, отосланные в школу, вступили в отроческий возраст, Дэнису перевалило за пятьдесят. Если не считать того, что он научил Марка играть в гольф, Дэнис мало заботился о воспитании детей, не больше, чем премьер-министр, у которой дел было выше головы. В центре его внимания и забот, по свидетельству большинства друзей, всегда была жена, а не дети.

Для Тэтчер работа значила все, и чуть ли не с первых дней жизни близнецов она тоже либо отсутствовала, либо сидела за работой дома. Она как умела старалась поддерживать с ними контакт, но, сама почти не знавшая детства, никогда не понимала детей. Впоследствии она ездила, хотя и нечасто, в Техас повидаться с Марком и, случалось, выходила среди ночи из дому, чтобы встретить Кэрол на вокзале и потом до рассвета разговаривать с ней, не ложась спать. О том, какие чувства она питает к своим детям, не может быть двух мнений. Мать, готовая яростно защищать своих чад, она нежно их любит и на людях всегда говорит о них с большой гордостью. В глубине души, как утверждают те, кто знает ее ближе, она не перестает винить себя в том, что не была рядом с близнецами, когда они в ней нуждались. Она ни на что не променяла бы поздние вечерние часы, отданные работе в палате общин, или уик-энды, проведенные в избирательном округе, но ее и впрямь грызет сожаление, что она не сделала больше для Марка и Кэрол. При всей своей жесткости она очень чутка и отлично сознает, что жизненные трудности ее детей — это часть цены, которую пришлось уплатить за одержимость работой и политический успех. «Она добилась невероятного успеха как политик, — говорит одна из ее ближайших приятельниц, — но потерпела неудачу как мать, и ей это известно».

Когда премьер-министр Гарольд Макмиллан объявил о проведении в 1959 году выборов, ни один политик, наверное, не ждал их с таким нетерпением, как Маргарет Тэтчер. Как только был дан сигнал к началу предвыборной борьбы, она с головой окунулась в свою третью избирательную кампанию и первую, в которой у нее были шансы победить. Каждый день в восемь утра приезжала она в свой избирательный округ площадью в пять с половиной квадратных миль и, обходя его, агитировала до наступления темноты. Ее метод был прост: поговорить с каждым избирателем, не упустить ни одной мелочи. Она заходила домой к престарелым горожанам, посещала магазины, учреждения и конторы, школы и даже приходские работные дома, куда заглядывали, как правило, только политики-лейбористы.

Ее напористость, деловитость и знания произвели сильное впечатление на большинство избирателей в Финчли. К тому же она расположила их к себе своим обаянием, которое поражает всех, кто с ней впервые встречается. Четверть века спустя она употребит все это обаяние и толику кокетства, чтобы покорить такие противоположные личности, как Рональд Рейган и Михаил Горбачев. Во времена предвыборной кампании 1959 года она умела, заглянув в какой-нибудь дом на десяток минут и проглотив чашку чая, оставить хозяев при убеждении, что она никуда не спешила и полдня просидела у них в гостях. С владельцами продовольственных магазинов она могла бойко потолковать о ценах на продукты и — дочь бакалейщика — со знанием дела обсудить их насущные проблемы. Они никогда не забывали ее чуткости. Она всегда помнила, кого как зовут, у кого какие заботы. Ее всегда отличала исключительная даже для политика память на личные подробности. Хотя это была ее первая предвыборная кампания в Финчли, она работала в своем округе уже около года — с момента избрания ее кандидатом от консервативной партии. Она не только знала избирателей по имени, но и не забывала спросить у одного — как чувствует себя его двоюродный брат, сломавший ногу в автомобильной катастрофе, а у другого — как поживает его внучка, родившаяся во Флориде.