Влас Дорошевич - Старая театральная Москва (сборник)

Искусство всегда было немножко «на содержании».

Театры везде были или придворными…

А. П. Чехов, пьес которого не принимали в Москве в Малый театр, а в Петербурге приняли на Александринский, да провалили, – любил говорить, я от него слышал это, по крайней мере, раз десять:

– Придворные артисты! Вы знаете, где в наших законах говорится о придворных артистах? В разделе: «о придворных артистах и лакеях».

Театры всегда были или придворными, или нуждались в меценатах.

Не будем ставить точек над не станем называть имён. Но какие в Москве есть театры?

Два казённых.

Великолепнейший театр, созданный на средства богатого купца, и который развился и окреп, благодаря помощи богатых купцов.

Молодой театр, который основался благодаря благородной прихоти богатого мецената, давшего полмиллиона.

Театр, который держит богатый человек, почему-то увлёкшийся оперой. А основан этот театр был очень просвещённым, вдохновенным меценатом, настоящим Козьмой Медичи, – но всё же богатым купцом.

Драматический театр, который держит богатый человек, увлёкшийся сценой.

Наконец, давно существующий театр, который основан не меценатом, не капиталистом.

Но была трудная минута.

Этот антрепренёр пошёл в Купеческий клуб, спросил солонины и заплакал.

Увидали купцы:

– Чего, дорогой, плачете?

– Всё, что было, прахом летит! С театром заминка.

Собрали денег и выручили.

Не приди во время купеческая помощь, – и не было бы театра.

Всё выручали «перворядники».

Театр всегда зависит от «перворядников».

В актёре всегда есть несколько «сервилизма».

И он так глубоко въелся в актёра, что актёр его не только не замечает, а даже гордится.

– Должен я губернатору визит сделать? – с достоинством спрашивает Несчастливцев.

Эрнесто Росси, – бог Эрнесто Росси, душой переживавший и Гамлета, и Лира, в своих воспоминаниях с гордостью вспоминает, как итальянский король дал ему письмо к австрийскому императору.

Королей много, а Росси был один.

Но он вспоминает об этом с особою гордостью…

Росси о королях, а провинциальный актёр говорит:

– Меня за эту роль губернатор целовал!

Даже ещё, пожалуй:

– В Харькове вице-губернатор целовал!

Кем окружены «кумиры и боги» сцены, и кого они окружают?

Богатыми купцами и купчихами. Богатых купцов и купчих.

Устроят артистическое кабаре в Москве, – и чем гордятся?

Кто у них бывает?

– Вся первая гильдия.

И это совершенно понятно.

Театр служит избранным, и актёры прикомандировываются к «избранным среди избранных».

По влиянию или по богатству.

А вот Макс Линдер ни в ком не нуждается! Он сам по себе. Он «сам большой». Чихать он хотел на меценатов. И никаких «перворядников» не знает!

Он умнее вас, он понял, что богаче, что сильнее всех – народ.

Народ делает богачей богатыми и властных сильными.

И он служит толпе, народу, народам.

В царстве его славы, действительно, никогда не заходит солнце.

Потому что его знают везде.

Он служит тому, у кого гроши в кармане. И публика с грошом в кармане платит своему Максу за это полмиллиона в год.

Снились вам такие гонорары?

Он в ус не дует.

Он никому не делает визитов. Купцы ему не подносят «жбанов», но зато и он не принуждён ломаться на их вечерах.

Не молодчина?

Он служит «делу, а не лицам».

Толпе, народу. «Его народу». У него единственный хозяин – народ.

Он:

– Народный актёр.

Он, действительно, первый:

– Демократический актёр.

И этот самый богатый, самый щедрый, самый восторженный меценат, – народ, – устраивает своему слуге и кумиру, «своему актёру», такие овации, каких не снилось вам, гг. «слуги избранных».

Вы находите, что эти овации:

– Чересчур.

Возьмите арифметику!

Публика, избранные, имеющие возможность бывать в театрах, устраивают своим любимцам овации каждый спектакль в каждом антракте.

В кинематографе оваций делать некому.

Явившийся поглядеть «живого» Макса Линдера устраивает ему овацию сразу за сто виденных спектаклей.

Помножьте восторженные овации «любимцу» на сто, – и вы получите тот рёв, – настоящий рёв океана, – которым встречает толпа, народ:

– Своего актёра.

Хотите таких же с ума сводящих оваций, сумасшедших гонораров? Хотите стать такими же свободными, независимыми ни от кого, любыми толпе, любыми народу?

Махните рукой на этих «избранных», на эти первые ряды, на эти ложи бенуара, бельэтажа со всем, что их наполняет! Стройте огромные театры с великолепной акустикой, играйте, пойте, танцуйте для десятикопеечной публики.

Несите радость в жизнь масс, а не кислые улыбки на уста пресыщенных, коверкающихся «избранных».

А пока посторонитесь! Посторонитесь с дороги!

Идёт, – и триумфальным шествием идёт:

– Первый действительно демократический актёр!

И в честь него несутся клики:

– Да здравствует Макс I, король бедноты! Первый народный актёр! Друг маленьких и обездоленных судьбою людей! Весельчак и молодчина!

10-е января.

Десять лет тому назад в этот день был убит Николай Петрович Рощин-Инсаров.

– Коля Рощин.

Десять лет тому назад я сидел и писал фельетон…

Что бы на свете ни случилось, – оно застаёт меня за писаньем фельетона.

Я смотрю событие и пишу новый фельетон, – по поводу этого события.

– Такой способный мальчик! Изо всего сделает коробочку!

Забавная карикатура на Пимена.

Я писал свою летопись, – «свидетелем чего господь меня поставил», – когда мне подали срочную телеграмму из Киева:

– Художник Малов убил Рощина-Инсарова.

Я очнулся на полу.

– Колю Рощина? За что? За что?

Положим, покойный И. П. Киселевский, человек злой на язык, рассказывал про Рощина и тем его ужасно бесил:

– Это было, когда мы служили у Корша. Выходим как-то с репетиции. Смеркается. Вдруг Коля говорит: «Постой, Иван Платоныч, я сию секунду. Дело!» И припустился вверх по Богословскому переулку. Смотрю, – стал перед фонарём и стоит. Подхожу ближе, – знаете, что?

– Ну?

– Оказывается, прачка несла корзину с бельём на голове. Сверху лежала крахмальная юбка, зацепилась за фонарь и повисла. Коля завидел. В сумерках! Зоркий на этот счёт! Остановился перед юбкой и служит!

Но в данном-то случае!

«Клянусь святым Патриком!»

Я был конфидентом всех его увлечений, разочарований, любовных тайн.

Г. Малов имел такое же основание убить его, – с каким можно убить каждого актёра.

– А?! Моя жена заслушивается ваших монологов?!

Выхватил револьвер:

– Вы – бесчестный соблазнитель! Вы смущаете чужих жён.