Мария Куприна-Иорданская - Годы молодости

— Небось притомились. Свадьба — дело нелегкое… Покушайте чайку, — добродушно сказал он.

— А правда, Машенька, стыдно признаться, — я зверски голоден. А ты как?

— Из-за этой глупой ссоры я за обедом есть не могла. А в церкви, — ты же знаешь, — было только шампанское и фрукты.

— Сейчас сбегаю в магазин на углу и принесу чего-нибудь поесть.

Вернулся Александр Иванович с хлебом, сыром, колбасой и бутылкой крымского вина. Но чая у нас, конечно, не было, и пришлось на заварку занять у хозяина. Александр Иванович взял гитару и запел:

— Правда, Машенька, хороший романс? Тебе нравится? Жалко, я не догадался вставить его в мой старый рассказ «Кэт». Он был бы там как раз у места.

Утром после чая Куприн садился читать и править рукописи для «Журнала для всех», а я уходила к матери и проводила в моей семье весь день. К шести часам из редакции приходил Александр Иванович, мы обедали, а после обеда возвращались к себе домой, и вечер был уже наш.

Только теперь мы могли говорить без помехи, ближе подойти друг к другу. И здесь, в нашей маленькой комнате в квартире столяра, Александр Иванович впервые начал делиться со мной своими творческими замыслами и говорить о себе, своих прошлых скитаниях и о том, что близко его затрагивало и волновало.

Как только мы приходили домой, у нас в комнате появлялась Белочка — маленькая собачка неизвестной породы, с гладкой белой шерстью и черными глазами. Она поднималась на задние лапки, тыкалась мне мордочкой в колено и, тихонько повизгивая, просила взять ее на руки.

— Приблудная она у меня, — объяснял хозяин. — Ишь ты, хитрюга, куда забралась. Ступай домой, — сделав сердитое лицо, прикрикивал на нее столяр.

Но Белочка только повиливала хвостиком и не сходила с моих колен.

— Я люблю собак и умею с ними обращаться, — сказал мне как-то Александр Иванович, поглаживая Белочку.

— Когда-нибудь ты обращала внимание, Машенька, как смеются собаки?

Одни, как благовоспитанные люди, только вежливо улыбаются, слегка растягивая губы. Но большие добродушные умные псы смеются откровенно, во весь рот — видны зубы, десны и влажный розовый язык.

Большие добрые собаки часто бывают лучше людей. Как весело, умело и осторожно они играют с детьми! Собаки чувствуют, когда человек любит их и безбоязненно подходит к ним. И не было еще примера, чтобы я, если собака мне нравилась, с ней не подружился. За всю жизнь неудача постигла меня только с одной собакой. Хочешь, об этом редком случае я расскажу тебе?

Это было в Киеве. Я возвращался домой поздно вечером. На площадке лестницы у квартиры, в которой я нанимал комнату, лежала большая собака. В темноте я не рассмотрел, какой она породы. Когда я открыл дверь, она быстро, впереди меня, прошмыгнула в коридор, а потом за мной протиснулась и в комнату. Я зажег свечу и увидел, что это был громадный серый дог. Догов я вообще люблю меньше других собак. Они глупы, злы и непривязчивы. И вот, не успел я зажечь свечу и как следует осмотреться, как дог вспрыгнул на мою кровать и улегся прямо на подушке. В комнате не было дивана, а из мягкой мебели — только одно старое кресло с изодранной обивкой, из которой вылезало мочало. Я отодвинул его в угол и словами и жестами стал приглашать дога перейти с кровати на кресло. Но лишь только я приближался к собаке, она издавала зловещее утробное рычание. Глаза ее горели фосфорическим огнем. Казалось, в образе дога злой дух проник в мою комнату. Мне стало жутко. Я предлагал собаке остаток колбасы, хлеба, налил в тарелку воды — все было напрасно. Она не двигалась с места. Пришлось расстелить на полу мое единственное пальто — под голову подложить было нечего: пес спал на кровати на моей подушке, — и так провести всю ночь. Я задолжал хозяйке, и она мою комнату не топила; накрыться мне было нечем, и к утру я страшно промерз. Но утром, как только я открыл дверь, дог выбежал в коридор, оттуда на лестницу и скрылся. К счастью, я его больше не видел.

Это была единственная собака, которой я боялся и о которой вспоминаю неприязненно. Наверно, она сразу почуяла, что я ее испугался, и в этом-то заключалась причина моей неудачи. Собака никогда не бросится на человека, который ее не боится, и всегда кинется на труса, который будет перед ней заискивать.

Особенно разнообразна и богата впечатлениями была жизнь Александра Ивановича в Киеве, о которой он по вечерам вспоминал.

— Выйдя в запас {24} 24 А. И. Куприн, подпоручик 46 пехотного Днепровского полка, в середине 1894 года вышел в запас (в чине поручика) и уехал в Звенигородку Киевской губернии к своей сестре 3. И. Нат. , я вначале предполагал устроиться на заводе. Но мне не повезло. Через неделю я поссорился и чуть не подрался со старшим мастером, который был чрезвычайно груб с рабочими. Тогда я поступил наборщиком в типографию и время от времени таскал в редакцию печатавшейся там газеты заметки об уличных происшествиях. Постепенно я втянулся в газетную работу, а через год стал уже заправским газетчиком и бойко строчил фельетоны на разные темы. Платили мне очень немного, но существовать было можно.

Неожиданно наступили дни жестокого безденежья. Я с трудом перебивался с хлеба на квас. Газета, в которой я работал, перестала платить мне за фельетоны (полторы копейки за строку), и только изредка удавалось выпросить у бухгалтера в счет гонорара рубль, а в лучшем случае три рубля. Я задолжал хозяйке за комнату, и она грозила «выбросить мои вещи на улицу». Пришлось подумать о том, чтобы временно перебраться на жительство в ночлежку и, так как наступало лето, заняться не литературным, а честным трудом грузчика на пристани. С газетой я все же не порывал и в отдел «Из городских происшествий» давал заметки следующего содержания:

«Вчера на Крещатике прекрасная породистая собака господина Н. попала под колеса конки и, раздавленная, кричала нечеловеческим голосом».

Сотрудничал я также в отделе светской хроники (имелась в газете и таковая), где сообщал:

«На первом представлении пьесы известного драматурга X. мы любовались роскошными туалетами дам. Нельзя не отметить о азар парми [3] среди случайно (от франц. hasard parmi). присутствующих туалеты госпожи Н. Н. — зеленое бархатное платье гри де перль и розовое платье мов с роскошной отделкой из брюссельских кружев валансьен».

Заметки эти я писал с удовольствием. Они доставляли мне бесплатное развлечение, и, что было самое удивительное, никто — ни редактор, ни читатели — не замечали явного издевательства над их невежеством и глупостью.

Но вот я услышал, что издатель газеты (собственник галантерейного магазина) собирается «вывернуть шубу» — объявить себя несостоятельным — и прикрыть магазин, а заодно и газету. Я поспешил в редакцию, — слух оказался справедливым.