Мария Куприна-Иорданская - Годы молодости

Человечность — а книги Куприна глубоко человечны — не знает периодов литературы, она действует вне времени, она близка сердцу не одного поколения читателей: пример этому книги Чехова с их нестареющей судьбой.

Книга М. К. Куприной-Иорданской — главным образом о той поре жизни Куприна, когда сильно и уверенно начинал он свой путь. В дальнейшем иной стала жизнь Куприна, и годы разлучили его с первой своей спутницей; умерла и их дочь.

Мы обязаны автору книги о молодых годах Куприна тем, что она сохранила их в памяти, рассказала о них сердечно и просто, как о самом большом и самом лучшем, что было в ее жизни, и тут нельзя не вспомнить рассказа Марии Карловны о том, как, написав «Гранатовый браслет», Куприн трогательно искал в петербургских магазинах именно такой браслет и подарил его своей спутнице, как память о годах молодости, и о молодых надеждах, и о том успехе, который выпал на долю этой маленькой повести.

Браслет этот не уцелел, но суть не в нем, а в том глубоком течении чувств, которое определяет и дорогу писателя, и память о нем тех, кто любил его и прошел вместе с ним часть его жизненного пути. В «Гранатовом браслете» есть такие строки: «Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга… Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь?» Это хорошие, и притом всеобщие строки, они раскрывают не только тему этого рассказа, но и строй чувств самого Куприна.

М. К. Куприна-Иорданская продолжила свои воспоминания; она довела их до дня разлуки с Куприным, разлуки уже навсегда.

Естественно, что во второй части своих воспоминаний Марии Карловне пришлось воспользоваться главным образом письмами Куприна из Франции, письмами, в которых страстная тоска по родине, отчаяние от бессмыслицы эмиграции звучат поистине с трагической силой, и мы, даже по выдержкам из этих писем, познаём, как Куприну — русскому из русских писателей — была непереносимо тягостна жизнь на чужбине.

Марии Карловне Куприной-Иорданской было уже много лет. Но я редко встречал человека такой ясной памяти и твердого ума, и такой иронии по отношению к изъянам, которые нанесло ей время; она была все еще во всеоружии; а физическая слабость не означала слабости духовной.

Хорошо, когда по полной правде можешь написать эти строки уважения к жизни и труду человека. Книге «Годы молодости» дано остаться в нашей мемуарной литературе; но что такое, по существу, мемуарная литература? Можно ли отнести к ней, скажем, «Былое и думы» А. И. Герцена или «Записки моего современника» В. Г. Короленко? Если можно, то не страшно и несколько специальное определение «мемуарная литература». А какие чудеса в познании жизни выдающихся деятелей, и жизни современного им общества, и жизни множества людей, составлявших это общество, людей, нередко одаренных, блестящих, — какие чудеса может сделать благодарная человеческая память!

Думая о книге М. К. Куприной-Иорданской, обращаешься мыслью к верности сердца первой спутницы Куприна, верности, позволившей ей написать книгу не только о годах молодости, но и о годах заката, сызнова духовно соединившего их не только в силу старой русской пословицы, что первая любовь не ржавеет, но и в силу общности духа и глубокого уважения друг к другу.

Только несколько месяцев не дожила Мария Карловна до того дня, когда могла бы держать в руках эту свою книгу.

Мое первое знакомство с А. И. Куприным. — Забавная выдумка И. А. Бунина. — Рассказы о А. П. Чехове. — С. Я. Елпатьевский.— Знакомство Куприна с А. П. Чеховым и В. С. Миролюбовым весной 1901 года в Ялте. — Рассказ «В цирке».

В одно из ноябрьских воскресений 1901 года я усиленно готовилась к семинару {2} 2 М. К. Давыдова с 1898 года была слушательницей словесно-исторического факультета Высших женских курсов (Бестужевских). профессора С. Ф. Платонова. Дверь в комнату была закрыта, и звонка из передней не было слышно.

— Пришли гости, мамаша приказали вам принять, сами они к гостям не выйдут, — скороговоркой проговорила, входя ко мне, молоденькая горничная Феня.

Появление гостей меня удивило.

Моя приемная мать, Александра Аркадьевна Давыдова {3} 3 25 марта 1881 года в семью Давыдовых подкинули девочку, которую они взяли на воспитание, окрестили Марией и удочерили. — издательница журнала «Мир божий» {4} 4 «Мир божий» — ежемесячный литературный и научно-популярный журнал, основан А. А. Давыдовой 13 декабря 1891 года в Петербурге. Первый номер журнала вышел в январе 1892 года. Либеральный по своему направлению журнал сумел привлечь крупных писателей-реалистов: М. Горького, Д. Мамина-Сибиряка, И. Бунина, А. Куприна и др. — и вследствие этого был широко популярен в демократических кругах общества. — последние месяцы часто хворала. После смерти Лидии Карловны Туган-Барановской, старшей дочери, которую она страстно любила, у нее обострилась болезнь сердца. Она перестала заниматься делами журнала, никуда из дому не выезжала, отменила вечера и воскресные приемы. Кроме близких друзей, у нее никто не бывал.

Я вышла в гостиную. Среди комнаты стоял Иван Алексеевич Бунин и рядом с ним незнакомый мне молодой человек.

Приходу Бунина я обрадовалась. Мы давно не видались — последние два года он редко приезжал в Петербург, да и то ненадолго. Всегда, когда мы встречались после значительного перерыва, Иван Алексеевич, чтобы рассеять натянутость первой встречи, с пугливой почтительностью приветствовал меня и начинал разговор с какой-нибудь забавной выдумки. Так было и на этот раз.

— Здравствуйте, глубокоуважаемая, — обратился он ко мне. — На днях прибыл и спешу засвидетельствовать Александре Аркадьевне и вам свое нижайшее почтение. — Он преувеличенно низко поклонился, затем, отступив на шаг, еще раз поклонился и продолжал торжественно серьезным тоном: — Разрешите представить вам жениха — моего друга Александра Ивановича Куприна {5} 5 И. Бунин познакомился с А. Куприным 29 мая 1897 года в Люстдорфе (дачное место под Одессой — ныне Черноморка). . Обратите благосклонное внимание — талантливый беллетрист, недурен собой. Александр Иванович, повернись к свету! Тридцать один год, холост. Прошу любить и жаловать.

Довольный своей выдумкой, Бунин лукаво посмеивался. Куприн сконфуженно переминался с ноги на ногу и, смущенно улыбаясь, мял в руках плоскую барашковую шапку.

В синем костюме в серую полоску, мешковато сидевшем на его широкой в плечах, коренастой фигуре, низком крахмальном воротничке (таких в Петербурге уже давно не носили) и большом желтом галстуке-«пластроне» с крупными ярко-голубыми незабудками, Куприн рядом с корректным, державшимся свободно и уверенно Буниным казался неуклюжим и простоватым провинциалом.