Иван Пстыго - На боевом курсе

- Отставить!

Я осмотрел себя, поправил обмундирование и снова:

- Товарищ майор, старший лейтенант...

Тут Болдырихин не сдержал улыбки и говорит:

- Иван Иванович, да вы - капитан! - он тепло поздравил меня и других летчиков группы с выполнением задания.

Поздравили нас комиссар полка Левченко, начальник штаба Дунаев, пилоты однополчане.

Позже нам стало известно, что, пока мы возвращались с боевого задания, командующий вызвал на телеграф командира нашей дивизии полковника Горлаченко и коротко передал, что группа действовала отлично, и просил всем летчикам объявить благодарность Военного Совета фронта. Затем Хрюкин поинтересовался : "Кто водил группу?" Горлаченко ответил: "Пстыго". А кто он у вас по должности?" - "Командир эскадрильи". "А по званию?" - "Старший лейтенант". "Так вот, он - капитан!" Горлаченко поблагодарил командарма, тот спрашивает: "Чем награжден Пстыго?" "Орденом Красного Знамени". - "Немедленно представить всех летчиков группы к награждению орденами, а Пстыго - к самому большому ордену"...

Так, в воздухе, без предварительного представления, хождения бумаг по инстанциям, как это обычно заведено, мне было присвоено воинское звание капитан. Это, говорят, редкий, если не исключительный случай. Ну а присвоение очередного воинского звания и награждение орденом - всегда великое событие в жизни военного человека.

На следующий же день перед боевым полком майор Болдырихин объявил все решения, зачитал телеграмму Военного Совета 62-й армии. Вот ее текст: "Бойцы, командиры и Военный Совет армии восхищены действиями группы штурмовиков. Их смелые и умелые действия оказали существенную помощь нашим войскам в уличных боях а Сталинграде. Чуйков, Гуров, Крылов." А вскоре мы получили и обещанные боевые ордена. Я - второй орден Красного Знамени.

Пройдет много-много лет. На юбилейных торжествах 8-й гвардейской, бывшей 62-й армии, я оказался рядом с маршалом Чуйковым. Вспоминая Сталинградскую битву, Василий Иванович Рассказал, как в очень тяжелый момент уличных боев в Сталинграде его войскам оказала помощь группа штурмовиков.

- Где-то эти молодцы сейчас? Остался ли кто из них в живых?.. - закончил он свои воспоминания.

Я не удержался и говорю:

- Есть живые!..

Чуйков удивился:

- А ты откуда знаешь?

- Твердо знаю, товарищ маршал. Потому что ведущим, командиром этой группы, был я .

Чуйков бросился ко мне, обнимает и говорит:

- Братец ты мой, неужто это ты?!

Я вынужден был повторить признание.

Копаясь недавно в своих архивных делах и картах военного времени, я нашел, к моему большому удовлетворению, план Сталинграда с красными кружками, где обозначены улицы Саратовская и Коммунистическая. Этот план я сохраню как святое воспоминание о боевом прошлом, как реликвию.

... А бои в Сталинграде шли с переменным успехом. Немцы продолжали рваться к Волге. Наши войска упорно и самоотверженно оборонялись. Не счесть героев и героинь, подвигов сталинградцев! Подобно тому как ручьи и речки, сливаясь, образуют в конечном итоге полноводную Волгу, так и подвиги отдельных героев сливались в могучий всенародный подвиг.

Да поистине не было таких испытаний, нет таких мук и таких жертв, которые моли бы сломить дух, волю, мужество сталинградцев. Мы выстояли. На разных участках фронта в разное время противник начал переходить к обороне.

В те дни к нам в полк прибыла группа молодых летчиков. Среди них был сержант Веденин. Он быстро освоился и начал летать на боевые задания. Летчик этот отличался собранностью, аккуратностью, в боях проявлял находчивость, смелость.

В одном из боевых вылетов в районе Сталинграда машина Веденина загорелась. Летчик, видя, что положение безвыходное, что он над территорией противника, направил свое самолет на скопление вражеских танков и автомашин, повторив подвиг Гастелло.

Имя его навечно занесено в списки первой эскадрильи 76-го гвардейского штурмового полка.

Постоянное напряжение боевых вылетов, потери друзей угнетали. Вечером придешь на ночлег, смотришь на матрасы, набитые душистым сеном, - чьи-то уже убрали, больше не потребуются... - и на душу опускается тяжесть. "Эх, так-распронатак. А ведь завтра еще чьи-то уберут. Чьи?"..

Однако общество боевых друзей разгоняет тоску. "Не нуди . И без тебя тошно!.." - оборвет кто-нибудь горестную фразу, отвлечет другим разговором. Но большинство курят неимоверно и молчат, укладываясь ко сну. Завтра действительно будет день не легче сегодняшнего...

В октябре 1942 года в моей, казалось бы уже определившейся, службе произошел крутой поворот: меня назначили начальником воздушно-стрелковой службы 226-й штурмовой дивизии. Думаю, главную роль в таком решении сыграли упомянутые выше мои исследовательские полеты и, вероятно, не прекращавшаяся после них работа по разъяснению летному составу существа найденных тактических приемов.

Честно говоря не хотелось оставлять полк, к которому прикипел сердцем. Но передал я эскадрилью, попрощался с однополчанами и убыл к новому месту службы. Убыл, впрочем, словно, ибо управление дивизии размещалось там же, где базировалась и моя прежняя часть, так что вернее сказать: перешел из одного помещения в другое.

Командир полка Болдырихин подарил мне на память о совместной боевой работе свою фотокарточку и на обратной стороне написал: "Способному, растущему командиру, будущему генералу всего хорошего желает личный состав и командование 504-го ШАП"...

Я, помню, возразил своему командиру:

- Так уж и генералу!

На что он ответил:

- Поживем - увидим...

И я начал работать на новом поприще. Вскоре при очередной беседы с Горлаченко по вопросам воздушно-стрелковой службы решил высказать одну идею.

- Докладывайте! - сухо сказал Горлаченко.

- Для изучения вопроса взаимодействия штурмовиков с боевыми действиями наземных войск и выработки предложений по их улучшению прошу вашего разрешения командировать меня на передний край, к пехотинцам, - почти отрапортовал я и вкратце изложил свой замысел командировки.

Горлаченко, внимательно выслушав меня, согласился:

- Оформляйте на три дня. О деталях договоритесь с Питерских.

И я поехал в одну из стрелковых дивизий, оборонявших Сталинград. До ее позиций сначала добирался на попутной машине, затем пешком.

Командир дивизии, которому я представился, встретил радушно:

- Инициатива похвальная. Эффективная поддержка штурмовиков нам нужна! Сейчас, правда, затишье. Но говорят, затишье всегда перед бурей. А, капитан?

- Вам виднее, - уклончиво ответил я.

- Мне видно так же как и вам. В одном я только твердо уверен: скоро, очень скоро мы погоним гитлеровцев от Волги. Спросите: почему? Отвечу: выдохся немец! Не тот уже стал. Раненый зверь, правда, еще яростнее. Но у нас есть сила добить его.