Иван Пстыго - На боевом курсе

Как-то, вскоре после по-фронтовому скромного новогоднего праздника генерал Горлаченко спросил:

- Иван Иванович, а у вас нет желания съездить в отпуск, к родителям?

Сказать по правде я был огорошен. Война - и вдруг отпуск!

А Горлаченко, переждав мое смущение, продолжает:

- Вас два раза сбивали. Поезжайте, покажитесь родителям засвидетельствуйте, что вы живы и здоровы. Формирование корпуса - дело не короткое, у вас есть время.

Сборы были недолгие, и в тот же день я уехал в краткосрочный отпуск. С большим волнением добрался до родины - моей Башкирии. Тогда были такие условия передвижения, что по- другому, как "добрался", и не скажешь.

Прибыв о отчий дом, естественно обрадовал мать, отца, сестер, родных и знакомых. Отец подробно расспрашивал меня о делах на войне, он очень переживал события на фронте. Все, что знал, я ему, старому солдату двух войн, конечно, без утайки, рассказал.

Родина удивила меня оглушительной тишиной. После двух лет непрерывного гула моторов и стрельбы - вдруг всепоглотившая тишина. Белые, покрытые снегом поля. Задумчивые и грустные леса. Я оказался в каком-то позабытом состоянии умиротворения. Но едва погрузился в него, как сразу током мысль - а ведь идет война.

Эхо войны докатывалось до самых глубинных сел и деревень не только сводками Совинформбюро, но и скорбью похоронок, которых становилось все больше и больше.

За считанные сутки отпущенной мне мирной жизни сами собой вспомнились и "время былое", и "лица, давно позабытые".

Детство у меня было и золотое, как всякое детство и нелегкое. Семья большая - восемь детей. Жили мы сперва в поселке Подгорском, Инзерского сельсовета, Архангельского района, а затем, в 1928 году переехали в Шишканское. Домик приобрели махонький, не дом, а хатку с печкой. Забота о том, чтобы прокормить нашу ораву, была главным делом отца и матери. Что называется перебивались с хлеба на квас. Зимой нередко в избенку приносили ягнят и теленка, чтобы не замерзли на лютом морозе. Мы всегда ждали лета. Летом можно сбежать от духоты в хате. Летом весь день на улице.

Сейчас, бывает, молодые люди пишут, не без хвастовства, мол, трудовую деятельность начал в 18 лет. Ничуть не преувеличу, если скажу, что мои сверстники в деревне начинали трудиться в 8-10 лет. И труд этот не был забавой: пасли скот, рубили дрова, носили воду, давали скоту сено, и многое другое делали мы в меру своих сил.

Семья наша была дружная. Отец, Иван Григорьевич, высокий, поджарый, но очень сильный человек. Не знаю, сколько весил мешок зерна. Но помню, брал он их сразу два - под одну и под другую руку и спокойно нес в дом, веля отворить дверь. Коммунист с 1918 года, солдат первой мировой войны и армии Блюхера. Строгий и вместе с тем справедливый и добрый. Из любой поездки привозил нам или леденцы, или по кусочку сахара, или пряники. Не любил обмана, не терпел лжи. За провинности, бывало, иногда и наказывал: ставил на колени лицом в угол. Но быстро отходил и снова становился ровным и добрым. По тем временам в нашей местности отец был самым грамотным человеком, он окончил сельскую приходскую школу. Писал и читал всем близким, да всем знакомым письма. В прилежании к учебе, труду я многим обязан своему отцу.

Мать, Евдокия Фоминична, маленького роста, щупленькая. Будучи уже "большим", приезжая из армии, я нередко носил ее на руках.

Исключительно трудолюбивая. Надо было накормить, обуть, одеть, обстирать всю семью.

Мы не знаем, когда она спала. Засыпали - она что-то делала, просыпались она вся в работе, в хлопотах. Провинишься, бывало, она ругает, но мы все знали, что скорее ласкает, чем ругает. Не злоупотребляли этим.

Если отец изредка употреблял крепкие выражения, не в адрес детей, упаси бог, а по другим поводам, то у матери самым ругательным было "чтоб тебя хвороба взяла".

Старшие мои сестры - Мария, Ольга и Софья - в 8-10 лет становились уже настоящими помощницами матери. Парни - опора отца, - я, Николай и Александр. Николай - выше среднего роста, крепыш, черноволосый, чуть -чуть косил на левый глаз. Александр - высокий, стройный, кудрявый. Самым низкорослым из парней оказался я.

Младшие сестренки - Анна и Лида. Разумеется, им было расти и воспитываться легче. Семья постепенно выбралась из той беспросветной нужды, в которой росли старшие дети.

Мне хочется еще раз напомнить о труде. Труд для деревенских ребят - норма. С 6-7 лет нас учили ездить на коне. Отец пашет, а боронить мне. Летом копны подвозишь к стогу. Под осень боронить пар - опять верхом. Осень молотить хлеб - погоняешь лошадей. Словом лошадь - "свой брат" с детства. Надо сказать, что фильмы с лошадьми я смотрю с удовольствием т трепетом. Место на котором сидел верхом, становилось постепенно прочнее кирзового сапога.

Случались со мной и происшествия. Я тонул, замерзал, били меня гуси. Ох как больно они бьют своими мощными крыльями! Кусали меня собаки. Однажды очень крепко пободал бык, помял мне бока. Падал я из дерева, в наказанье за разорение вороньих гнезд. Говоря о детстве, невольно вспоминаешь Некрасова, его выдающееся произведение "Крестьянские дети" В нем хорошо описаны наши труд, жизнь, игры. И очень метко сказано о крестьянских детях:

Вырастет он, если богу угодно,

Сгибнуть ничто не мешает ему.

Запало в душу на всю жизнь и такое событие моего раннего детства. Зимнее утро, крепкий мороз, лютая стужа. Мы, детишки, в эти дни редко выходили из дому: ни одежды, ни обуви подходящей не имели. Вдруг заскрипел снег под копытами коня. Конь остановился и верховой кнутовищем постучал по раме окна. Мне стало любопытно кто и зачем приехал. Я подбежал к окну. Подошел и отец. Верховой, увидев отца, каким-то странным, простуженным и печальным голосом хрипло и громко говорит: "Иван Григорьевич, Ленин умер".

Имя Ленина я слыхал и ранее. Бывало придут к отцу два-три товарища, сядут вокруг стола, пьют чай и ведут неторопливый, обстоятельный разговор. И в этих разговорах не единожды произносилось имя Ленина.

И вдруг Ленин умер. Мое детское сознание как-то встрепенулось, обострилось. Ленин, о котором говорили товарищи отца, умер. Кто же такой Ленин, если прискакал верховой и оповестил о его смерти?

Отец тут же оделся и ушел. Что и где делал отец, я не знаю, но дома его не было несколько дней. Позже я не раз расспрашивал отца о Ленине. А уже зрелым человеком, основательно познакомившись с ленинским наследием, понял: Ленин величайший человек ХХ века...

В семь лет я начал учиться. С первый и по четвертый класс ходил учиться в Валентиновскую начальную школу. Никогда не забуду нашу учительницу Прасковью Георгиевну Демину. Будучи горожанкой из довольно обеспеченной семьи, она ушла в деревню и всю жизнь посвятила обучению и воспитанию крестьянских детей.