Аллан Холл - История Наташи Кампуш

Стокгольмский синдром — психологическая реакция, порой наблюдаемая у похищенного или заложника, при которой жертва, вопреки угрожающей ей опасности, проявляет лояльность к преступнику. Стокгольмский синдром также иногда рассматривается применительно и к другим ситуациям с подобной противоречивостью, таким как синдром избитого ребенка, случаи жестокого обращения с детьми и похищения невест.

Синдром получил свое название после «Норрмальмсторгского ограбления» Кредитного банка на площади Норрмальмсторг в Стокгольме, Швеция, во время которого с 23 по 28 августа 1973 года грабители удерживали работников банка в качестве заложников. Тогда жертвы эмоционально привязались к своим мучителям и даже защищали их после освобождения из шестидневного заточения. Термин запустил в обращение криминалист и психиатр Нильс Бейерот, помогавший полиции и упомянувший синдром в выпуске новостей.

И все же то, чему подверглась Наташа, а также длительность самого процесса, потребовало нового термина для нового явления, и, когда все было кончено, оно получило название «венский синдром». Выражение «стокгольмский синдром» оказалось не очень уместным применительно к девушке, которая во многих отношениях станет задавать тон жизни в доме номер 60 по Хейнештрассе.

В своем любопытнейшем «Письме миру», опубликованном после того вихря известности, что поглотил ее, когда она наконец-то освободилась, она поведала, как развивалась эта повседневная жизнь:

Она была тщательно вымерена. В основном жизнь начиналась с совместного завтрака — он все равно большую часть времени не ходил на службу. Работа по дому, чтение, просмотр телевизионных программ, разговоры, готовка — вот и все, что было, из года в год, и неизменно связанное со страхом остаться в одиночестве.

Он не был моим повелителем. Ведь я была так же сильна, как и он, но иногда, образно выражаясь, он был моей опорой, а иногда тем, кто грубо со мной обращался. Но во мне он нашел не ту, и мы оба знали это.

Действительно, подтверждение тому, что она была «не той», пришло в течение первых нескольких недель пленения. Приклопиль установил в ее комнате звонок, чтобы она пользовалась им, когда ей что-нибудь было нужно. И она пользовалась им столь много и столь часто, что он в приступе разочарования просто вырвал его. Еще одно очко в пользу Наташи.

После первой темной ночи, во время которой она едва ли спала, началось нечто вроде рутины.

Я всегда просыпалась очень рано, свет включался автоматически в семь часов. Существовал определенный порядок, но не было ни весны, ни лета, ни осени, ни зимы. Не как у других детей, которые ходили в школу, у которых были каникулы и которых обнимали их матери. По вечерам свет выключался не так точно, но рано или поздно все равно становилось темно.

Она объяснила, что ее похититель постоянно приносил ей книги по ее выбору: «Поначалу я хотела детскую классику вроде Карла Мая, „Робинзона Крузо“ и „Хижины дяди Тома“. Я читала и читала». Из книг Карла Мая ей особенно нравились романы о Диком Западе и потрясающей дружбе между ковбоем, стариной Шаттерхендом, и индейцем Виннету. Как и Наташа, Карл Май не был в Америке, когда писал эти книги. Как и он, она мечтала об огромных открытых пространствах, пытаясь представить их себе в своем заточении.

Такие неправдоподобные приятели, старина Шаттерхенд и Виннету. Почти как Наташа и Приклопиль.

Первые полгода ей не позволялось подниматься наверх. Ей приходилось принимать душ в своей темнице — с помощью бутылки из-под минеральной воды с проделанными дырками. Потом ее сменил шланг с прикрепленным к нему подобием душевой насадки. Только значительно позже ей было разрешено принимать душ или ванну наверху, раз в неделю или две. Она выходила под тщательным наблюдением своего похитителя. Прежде чем провести ее из темницы в ванную, он проверял мониторы охранной системы, удостоверяясь, что к дому никто не приближается, закрывал жалюзи и задергивал шторы. На окне в ванной он установил специальные замки, на двери же их не было вовсе, так что он мог вломиться, если ему казалось, что она занята чем-то отличным от омовения.

Как только она получила разрешение перемещаться по дому, Приклопиль начал приносить ей видеокассеты — например, серии «Звездного пути», телесериал 80-х «Частный детектив Магнум», записанные программы австрийского телевидения. Позже полиция отметила, что он был «очень бережливым» с кассетами. У него их оказалось несколько сотен, и запись производилась на каждый дюйм пленки годных к употреблению кассет, даже если это были фрагменты информационных видеосюжетов или рекламы после окончания основной программы, которую он хотел записать.

Впоследствии он установил в ее темнице телевизор и радио. «Так что я развивалась все больше и больше, — рассказывала Наташа. — Потому как очень много читала, я решила, что могла бы тоже писать романы. И начала писать в разных записных книжках, это не походило только лишь на личный дневник».

Были ли эти заметки о побеге, о любви, о заключении, нечто вроде «Папийона» [14] Роман француза Анри Шарьера, автобиографическое повествование осужденного на пожизненную каторгу по подложному обвинению в убийстве. ? Наташа хранит тайну от мира так же, как и хранила от Приклопиля.

Хотя она и вверяла свои мысли и мечты бумаге, она заявила, что Приклопиль соблюдал ее право на частную жизнь. Она вспоминала, что он никогда не входил в ее комнату — после побега она называла ее по-разному: либо комната, либо тюрьма — без стука.

«Повелитель» пал до такого уровня, что стал исполнять роль слуги за необыкновенно короткий срок. Также стало очевидно, что в его намерения не входило причинять Наташе вред. Если он замышлял, чтобы она полюбила его, то готов был делать все, в том числе и воплощать в жизнь прихоти, которые быстро начала диктовать она.

Наташа продолжила: «Мой дневник и все, что я писала, принадлежало лишь мне. Он никогда даже не заглядывал в мои записи, в мое личное. Однако довольно беспардонно вмешивался, когда дело касалось обычных бытовых вещей вроде того, как именно мне надо мыть свою зубную щетку и тому подобное. Но мои записи принадлежали лишь мне одной. И он никогда не входил в мою комнату просто так, без предупреждения».

Возникла система поведения, которая поставила Наташу в необычайное, но прочное положение. И она справлялась лучше, чем это получилось бы у многих взрослых. Генерал-майор Герхард Ланг, представитель пресс-службы австрийской полиции в деле Наташи, рассказал, как он заперся на пять минут в темнице, дабы испытать и понять, что она пережила во время своего заключения:

Я многое повидал на своем веку, но это нечто новое. Поразительно, как трудно туда забраться, как прекрасно замаскировано место и сколь мало там пространства, когда оказываешься внутри.