Екатерина Джугашвили - Мой сын – Иосиф Сталин

Кузнец
От зари и до заката
Я кую у горна сталь;
Поседел, но в этой жизни
Буду сытым я едва ль!

Гончар
Глину мну и обжигаю,
Но из кувшинов моих
Вина пенные струились
На пирушках у других.

Портной
Я князей одел в черкески,
От работы взор потух.
Мне ж достались лишь заплаты
На дырявый архалух.

Волынщик
Говорят, что в неком крае
Людям впрок идут труды;
Там земля растит обильно
Хлеб янтарный и плоды.
Небо людям не враждебно,
Мук не знает человек;
Говорят, разбой и зависть
Позабылись там навек.
Там поденщика не встретишь,
Неимущих не гнетут,
Не простерт никто во прахе,
Уважают вольный труд.
Всюду там в почете право
И не стер улыбку гнет;
Если пахарь пашет поле,
Хлеб созревший сам пожнет.

Пахарь
Если было бы возможно
Видеть это хоть во сне!

Плотник
Только птицы побывали
В той индийской стороне…

Старый селянин
Люди, бог, земля и небо
Пребывали древле в мире,
И усатые колосья
Золотились в вольной шири.
А земля в союзе с тучей
Людям благ давала много,
Но однажды делом грешным
Человек прогневал бога.
И господь неумолимый,
В возмущенье горделивом,
Растоптал пятой колосья,
Словно буря, мчась по нивам.
Старый пес, увидя это,
Стал взывать, скуля и лая:
– Пощади пшеницу, боже!
Мир помилуй, умоляю!
Может быть, виновны люди.
В чем моя вина, однако?
И зачем голодной смертью
Умирать должна собака?!
Я всего лишь пес голодный, —
Зерен горсточку хоть мне бы!
Хоть на кончике колосьев
Мне оставь немного хлеба!
Внял всевышний песьей просьбе,
Не лишил его подачки…
С этих дней нам служит пищей
Хлеб, оставленный собачке.

Железнодорожник
Друзья, мы хлеб едим собачий
И еле сдерживаем гнев.
Стригут нас, братья, как баранов,
И загоняют в темный хлев!
Оковы прочь! Вздыхать довольно!
Спасти нас может лишь борьба.
У ног господ валяться хватит,
Познав лихой удел раба.
Иной судьбы добиться может
Вольнолюбивая душа, —
Когда вода прорвет плотину,
Все на пути снесет, круша!

Принесли гостям любезным
Лозы с данью виноградной;
Но рассказ не умолкает
О судьбине безотрадной.
Об одном твердят: – Достались
Нам несчастья все на свете!
Раны горестного сердца,
Может быть, залечат дети.
Сыновья, мы к вам взываем!
Ждем заслуженной защиты.
Горек хлеб для нас насущный,
Кровью нашею политый.
Нет земли, и плуг заржавел.
Мы нужду до дна испили.
Покосились наши избы,
Не дождавшись изобилья.
Вовсе нас добра лишили,
Захирели мы в работе.
Мы боролись одиноко,
Вы же вместе в бой пойдете!

Уходит ночь молочная,
Закованная в льдины.
Петушья песнь полночная
Летит к заре рубинной.
Покинув хату дымную,
Шагают гости пьяно;
На снег, на тропку зимнюю
Следы легли туманно.
А стол, людьми покинутый,
Как поле после схватки —
Кувшины опрокинуты
И чаши в беспорядке.
Надеждой успокоена,
Хатенка серебрится:
То месяц глянул воином
Из облачной бойницы.
И туром отбегающим
Гремит порыв метели,
Но ветер нестихающий
Не слышен в колыбели.
Младенец улыбается,
И мать не чует боли,
Любуется, а мается:
Взрастить сынка легко ли?
– Узнает жизнь тревожную
Мальчонок мой – скиталец,
Как галька придорожная
Иль неокрепший палец.
Создатель, долю лучшую
Нам ожидать доколе?!
Трудом себя измучаю,
Чтоб сын учился в школе.
Как люди неученые
Страдают, нам знакомо!
Уж, солнцем позлащенная,
Светлеет кровля дома.
Отец глядит восторженно,
И радость не убудет, —
Работой приумноженной
Для сына хлеб добудет.
– Измучен жизнью старящей,
Слабея понемногу,
Я обрету товарища
И верную подмогу.
Грудь подвязав передником,
Он станет мне опорой,
Чтоб даже привередникам
Слепил, как мастер, взоры.
Работой занят мирною,
Заботясь и о храме,
Взращу я в жертву жирную
Овечку с бубенцами.

В бедной хижине амкара
Мать поет над колыбелью.
Песня сладостная схожа
С соловьиною свирелью.
Как певуча иав-нана,
Иав-нана, вардо-нана!
Это голуби воркуют:
Иав-нана, вардо-нана!
Или это куропатки
Тихо вторят вардо-нана?
Люлька зыблется спокойно.
Щеки мальчика румяны.
– Будь для мира слаще меда!
Вардо-нана, иав-нана!
Ты свети ему, как солнце,
Иав-нана, вардо-нана!
Что нам скажет иав-нана,
А за нею вардо-нана?
Зреет нива за поляной,
Как цветы, благоуханна.
Пусть не тронет нив жучок,
Чтоб скосить мой мальчик мог!
Светлый жемчуг и фиалка
Мальчик-с-пальчик мой!
Пусть господь тебя избавит
От судьбины злой!
А еще о чем воркует
Лунной ночью иав-нана?
– Кто взрастил сады и нивы,
Но решил несправедливо,
Обездоленных не грея,
Осчастливить богатея?
Налетит нежданно коршун, —
Как себя убережешь?
У тебя кусок отымут
Когти, острые, как нож!
Песнь взлетает алой розой,
Уносясь с метелью вдаль.
К небу звездочка прильнула.
Вплавясь в синюю эмаль.

Что же дорого амкару
В чисто убранной светелке?
Самовар, сундук с тахтою
Да горшки на тесной полке.
Стены из щербатых досок,
Дверь расшатана ветрами…
Потолок в сырых подтеках,
Схожих с лисьими следами.
Ветки вербы и колосья —
На резных столбах балкона,
И великий Руставели,
Над пергаментом склоненный.
Опаляем жаром, мальчик
В колыбели тихо стонет;
Мать, в надеждах разуверясь,
Голову печально клонит.
К облакам восходит песня,
Умоляющая небо:
– На конях своих багряных
Нас почтили батонеби.
Любят ласку батонеби,
Любят, чтобы песнь звучала,
Любят шутки-прибаутки,
Любят яхонты и лалы,
Стол с обильным угощеньем,
Сок янтарный винограда,
И шелкам, как зори, алым
Сердце батонеби радо.
– Не сердитесь, батонеби,
Окажите бедным милость!
Семь сестер и братьев в хате
Над младенцем наклонились.
В малахитовом подвале —
Сок янтарный винограда;
Стройный тополь серебрится,
Там нарциссы за оградой;
Соловьиные свирели
Оглашают кущи сада…
Задремавшего ребенка
С лихорадочным лицом
Уложили в колыбельку,
Укачавши перед сном.
– Чем уважить хворь-батони,
Коль нуждаемся и в хлебе!
Где бедняк парчи добудет
Для гостящих батонеби?
Нет у нас ковров, паласов
И атласных одеял.
Не взыщите, батонеби,
С тех, кто горе лишь знавал!
С виноградника и нивы
Мы не собираем дань.
На тахту мы скромно стелем
Войлок и простую ткань.
На порог положим ситец —
Пусть он сходит за атлас,
И, лоскутьями обвесив,
Ярко мы украсим вас.
Знаем, любите вы розы,
Ароматные плоды.
Я на грош купила сливок
Вместо розовой воды.
Молоко я в долг достану,
Поклонюсь, упавши ниц,
Напеку печений-хрусток,
Дам и крашеных яиц!
Нет у нас огней потешных, —
Вам лампадка свет прольет.
Буду жечь я в плошке масло
С разрешения господ.
О, не будьте слишком строги,
Я вожусь с чужим бельем;
Как малец покинул люльку,
Добываю хлеб шитьем.
Сколько слез я проливала,
Как измучилась душа!
Не взыщите, генацвале,
Пожалейте малыша!