Сергей Кисин - Деникин. Единая и неделимая

Надо было иметь в виду, что предыдущий год армия Деникина сражалась в казачьих областях, где ей практически гарантирована была поддержка местного населения. Но теперь она шла в «лапотную Россию» с ее крестьянским большинством, которое тихо ненавидело красную продразверстку и чрезвычайку, но с надеждой ждало от белых решения главного для него — земельного вопроса. А вот его-то Деникин не смог решить даже для самого себя, понимая, сколь сложно ему будет лавировать между «республиканцами» и «монархистами» в своей среде. За него решали другие — возвращались старые помещики и насильственно отбирали землю, пороли и вешали крестьян, лишь увеличивая красные отряды.

К 15 июля Врангель взял Камышин, Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Бредов с 7-й пехотной дивизией — Полтаву.

Троцкий наконец понял, где таится погибель большевизму, и срочно начал собирать войска для противодействия новой угрозе. Добивать Колчака можно было и малыми силами, Южный фронт теперь был объявлен главным, а под лозунгом «Все на борьбу с Деникиным» с Урала перебрасывались шесть с половиной дивизий и три дивизии с Украины. 16 июля наркомвоенмор писал в приказе: «Вся страна заботится теперь об Южном фронте. Нужно, чтобы командиры, комиссары, а вслед за ними красноармейцы поняли, что уже сейчас на Южном фронте мы сильнее Деникина. Воинские эшелоны и маршрутные поезда снабжения непрерывным потоком идут на юг. Теперь все это… нужно вдохновить идеей решительного наступления…»

Характерная телеграмма Ленина тех дней: «… мобилизовать всех служащих советских учреждений мужского пола от 18 до 45 лет. Мобилизованные отвечают по круговой поруке друг за друга, и их семьи считаются заложниками в случае перехода на сторону неприятеля, или дезертирства или невыполнения данных заданий и т. д.».

К началу августа против окрепшего Деникина уже находились 180 тысяч штыков и сабель при 700 орудиях. Фронт возглавил Владимир Егорьев (Генерального штаба генерал-майор, бывший начальник штаба 1-й Гренадерской дивизии. Его тогдашний командир генерал-лейтенант Григорий Янушевский числился во ВСЮР). Против Врангеля была сосредоточена ударная Особая группа экс-полковника Василия Шорина (50 тысяч), сколоченная из остатков битых им по очереди 9-й и 10-й армий. Против Май-Маевского — группа Владимира Селивачева (Генерального штаба генерал-лейтенанта) из 8-й, 13-й и левобережной части 14-й армии (до 40 тысяч).

Выбор Селивачева можно объяснить лишь шагом отчаяния со стороны Троцкого. Генерал имел устойчивую репутацию корниловца, поддержал августовский мятеж 1917 года и лишь чудом не угодил в Быхов, откуда открывалась прямоезжая дорога в Ледяной поход. В Красную Армию он угодил лишь по призыву в декабре 1918 года, и не без оснований многими подозревался в сочувствии Белому движению. Гетман Павло Скоропадский давал ему блистательную характеристику и называл его «редко честный человек». Даже Ленин телеграфировал 16 сентября 1919 года в Военный совет Южного фронта, указывая на возможность измены Селивачева. По удивительному совпадению, генерал умер на следующий день после этой телеграммы. По официальной версии, от сыпного тифа, по неофициальной — был отравлен. Еще через две недели к белым перебежал его бывший подчиненный командарм-8 Андрей Ратайский (бывший генерал-майор) со своим начальником штаба Генерального штаба полковником Александром Нечволодовым. Весьма возможно, что перебегать они собирались все вместе.

Кроме того, Троцкий обратил серьезное внимание на необходимость создания красной конницы. Как раз в составе группы Шорина из остатков партизанской конницы раненого Думенко была сколочена внушительная кавалерийская бригада вахмистра Семена Буденного, которой по силам уже было тягаться с кубанцами и терцами.

В начале августа Шорин всеми силами навалился на Врангеля, выдавив кубанцев из Камышина.

Тяжелейшие трехнедельные бои обескровили обе армии, и барону пришлось вернуть конницу Мамонова с левого берега Волги назад и даже начать эвакуацию Царицына. Давление Шорина ослабло, лишь когда во всю мощь развернулся рейд по красным тылам 4-го Донского корпуса генерала Мамантова. Рейд был разработан начальником штаба Донской армии генералом Келчевским, для чего личный состав корпуса в 3400 сабель был усилен до 6 тысяч сабель, 3 тысяч штыков, 103 пулеметов, 12 орудий и 3 броневиков (отбором донцов лично занимался Мамантов, отсеивая слабых и немощных душой).

Кельчевский рассчитал, чтобы превентивный удар донской конницы пришелся аккурат в стык изготовившихся к наступлению двух ударных группировок красных, дабы внести путаницу в командование 8-й и 9-й армиями. Из Урюпинской Мамантов переправился через Хопер в районе станции Добрянской у Новохоперска и, сминая копытами 40-ю дивизию и кавбригаду красных, устремился прямо на Тамбов, где находилась одна из баз Южного фронта. Утерявший связь с Селивачевым Шорин вынужден был предпринимать срочные меры для противодействия, но свободных резервов у него не было. Пришлось Селивачеву выделять из состава 8-й армии 31-ю дивизию, а Шорину из состава 9-й — 36-ю, дабы преградить путь донцам. Но куда там. Мамантов же, поставив вверх дном Тамбов, 15-тысячный гарнизон которого бесследно исчез, уже шел на Козлов, где располагался штаб фронта. Штаб мигом умчался в Орел.

Каменев вынужден был посылать резервные 56-ю, а затем и 21-ю стрелковые дивизии не Шорину для натиска на Царицын, а в погоню за неуловимым Мамантовым. Донец же, легко опрокидывая слабые заградотряды, огнем и мечом прошел через Козлов, Раненбург, Лебедянь, Елец, Грязи, Касторную. По ходу рейда донцы уничтожали гарнизоны, разрушали связь, сжигали приготовленные для армии пункты военного снабжения, распускали несколько десятков тысяч мобилизованных большевиками солдат по домам. Более того, из пленных красноармейцев и местных крестьян была создана 1-я Тульская добровольческая пехотная дивизия (1790 штыков) под командованием полковника Федора Дьяконова.

Сидорин предполагал, что Мамантов поведет свой корпус сразу на Воронеж и Лиски, дабы отрезать лискинскую группировку красных, но тому не хотелось связывать себя изнурительными боями — древняя страсть к «походам за зипунами» была куда более по душе донцу. Здесь уже законы классического набега умножались стремлением отомстить «русским» за расказачивание. Грабили, как в чужой стране — бессмысленно и беспощадно. С каждым новым городом обоз корпуса рос, превращаясь в огромную отягощенную добычей змею (до 60 верст). Наступать с таким «хвостом» было совершенно немыслимо, и донцы потихоньку отправляли награбленное в родные станицы. Поскольку бесчисленные телеги надо было охранять, корпус очень быстро уменьшился с 9 до 2 тысяч штыков и сабель.