Сергей Кисин - Деникин. Единая и неделимая

Вряд ли все было так уж безоблачно. Вероятнее всего, Алексеев не увидел в Деникине конкурента, которого отчетливо наблюдал в Рузском или Корнилове, чьему назначению командующим Петроградским гарнизоном он так противился. Поэтому в тот момент и посчитал нужным сохранить с нач-штаба ровные отношения. Тем более, что на него можно было свалить многие дела в Ставке, до которых у самого Алексеева руки просто не доходили.

К примеру, разбирательства с массой весьма примечательных просителей и ходоков. Как раз в то время в Могилев зачастили будущие «звезды» Гражданской. В Ставке был задержан прапорщик Николай Крыленко с тюком подрывной литературы с мандатом Петросовета. Его арестовали и попытались отдать под суд. Но из Петрограда военное министерство потребовало Крыленко обратно. Пришлось отпустить. Ответственность же за арест Главковерх лихо сбросил на своего начальника штаба.

Следующий раз в Ставке Крыленко появится в ноябре уже в качестве «красного главковерха», подняв на штыки последнего Верховного главнокомандующего Российской армией.

Здесь же появился подполковник 1-го Невского пехотного полка Михаил Муравьев (из эсеров), инициатор создания добровольческих ударных батальонов. В Ставке ему попытались мягко отказать — мало ли из какого бушующего в тылу сброда он наформирует боевые части. Таким даже давать оружие опасно. Тот обиделся и отбыл в Петроград, где возглавил

Оргбюро Всероссийского центрального комитета для вербовки волонтеров. Успел создать около 100 батальонов. Само собой, нажаловался на Ставку как на «гнездо контрреволюции».

Через год, командуя Восточным фронтом большевиков, Муравьев лично объявит войну Германии и попытается развернуть армию на Москву, где засели «предатели», позвав с собой в поход с Волги мятежных чехословаков.

В Могилеве отметился и полтавский журналист, выпускник духовной семинарии Симон Петлюра, представлявший «Всероссийский союз земств и городов». Приехал просить разрешения формировать отдельную Украинскую армию в составе Русской армии. В Ставке с большим подозрением относились к подобным формированиям — Туземная дивизия и латышские стрелки вполне себя зарекомендовали, но от них не исходило центробежных поползновений. Но один из создателей Украинской социал-демократической рабочей партии Петлюра был известен как давно бредивший мечтой о воссоздании «ридной нэньки Украины».

Тем не менее умные головы в Петрограде посчитали, что это будет очень демократично, и поддержали, разрешив украинизировать несколько корпусов на Юго-Западном и Румынском фронтах. К примеру, 34-й корпус генерала Павло Скоропадского. «Правительство считает возможным продолжать содействовать более тесному национальному объединению украинцев в рядах самой армии, или комплектованию отдельных частей исключительно украинцами, насколько такая мера не нарушит боеспособности армии … и находит возможным привлечь к осуществлению этой задачи самих воинов - украинцев, командируемых Центральной радой в военное министерство, генеральный штаб и Ставку ».

Себе на голову. В созданных частях началась «ползучая украинизация», солдаты отказывались воевать не под «жовто-блакитным прапором», а русских офицеров и унтеров тут же начали «этнически чистить».

Через несколько месяцев «генеральный секретарь Центральной Рады» из семинаристов Симон Петлюра создаст Гайдамацкий кош и открестится от Великороссии насовсем.

Ставку не любил никто. Политические силы считали ее средоточием поклонников «старых порядков», армия обвиняла ее во всех бедах снабжения и бесхозяйственности тыла, во Временном правительстве считали ее слишком громоздкой и постоянно пытались «упростить» ее аппарат.

К Деникину в Ставку приехал его однокашник по Академии начдив генерал-майор Павел Сытин с собственным проектом налаживания дисциплины. Он предложил для укрепления фронта объявить, что вся земля — помещичья, государственная, церковная — отдается бесплатно в собственность крестьянам, но исключительно тем, которые сражаются на фронте. Таким образом, по его мнению, солдаты должны перестать волноваться за то, что в тылу землю поделят без их участия, и будут спокойно воевать. Генерал сунулся с таким проектом к Каледину, тот вытолкал его взашей — «что вы проповедуете, ведь это чистая демагогия!». Деникин подтвердил, что инициатива Сытина — чистейшей воды безумие и анархия. Генерал обиделся. Через год они еще встретятся уже по разные стороны баррикады. Сытин будет командовать Южным фронтом большевиков и верно служить новой власти вплоть до «благодарственной» пули от нее в 1938 году.

Сам Деникин сразу же ввязался в борьбу с Генштабом, настаивая на требовании, не считаясь со старшинством чинов, предоставлять все же высшие командные должности только офицерам, прошедшим практическую школу полкового командира. Из-за этого он даже рассорился с будущим военным министром полковником Александром Верховским (впоследствии служил у большевиков), не допустив его назначения с должности начальника штаба дивизии начальником дивизии.

Столкнулся и с вопиющим казнокрадством, когда колоссальные суммы исчезали на сомнительное «снабжение войск» или строительство так и не появившихся в реальности рокадных «железных дорог». Миллионы просачивались сквозь пальцы.

И здесь не обходилось без популизма. В Петрограде приняли волевое решение увеличить содержание солдатских окладов в армии от 7,50 до 17 рублей (по разным чинам), во флоте до 15–50 рублей. Офицерам же, напротив, снизили содержание, убрав «представительские» и «фуражные» выплаты.

Чехарда в контроле за работой Ставки со стороны многочисленных чиновников Временного правительства привела к тому, что сначала, «сокращая громоздкий аппарат», упразднили инспекции по родам войск, а затем с громким скандалом стали их опять восстанавливать — санитарную, инженерную, авиационную, казачью. «Общественные организации — Красного Креста, земства и городов также выбивались всеми силами из фронтового военного управления и требовали для себя верховного возглавления в Ставке. Приходилось вести борьбу против этих индивидуальных стремлений, грозивших затопить полевой штаб волною не боевых интересов. Помню, как какой-то фронтовой или всероссийский ветеринарный съезд на этой почве выразил мне «недоверие» за недостаток культурности и непонимание высокого научно-общественного значения ветеринарии», — вспоминал Деникин.

К лету 1917 года Ставка совершенно утратила свое прежнее значение. Ранее ни одно лицо и учреждение в государстве не имели права давать указания или требовать отчета от Верховного, ни одно мероприятие военного министерства, хоть несколько затрагивающее интересы армии, не могло быть проведено без санкции Ставки. Ставка давала императивные указания военному министру и подчиненным ему органам по вопросам, касавшимся удовлетворения потребностей армии.