Сергей Кисин - Деникин. Единая и неделимая

В Петрограде тут же начались верноподданнические марши к Мариинскому дворцу под лозунгами «Доверие Временному правительству», «Война до победы!».

Западный фронт Деникина лишь готовился перейти в наступление, как все окопы уже были завалены германскими прокламациями: «Русские солдаты! Ваш главнокомандующий Западным фронтом снова призывает вас к сражениям. Мы знаем об его приказе, знаем также о той лживой вести, будто наши позиции к юго-востоку от Львова прорваны. Не верьте этому. На самом деле тысячи русских трупов лежат перед нашими окопами… Наступление никогда не приблизит мир… Если же вы все-таки последуете зову ваших начальников, подкупленных Англией, то тогда мы будем до тех пор продолжать борьбу, пока вы не будете лежать в земле».

Поняв, что никакой тайны для врага будущее наступление уже не представляет, Деникин пошел на экстраординарный шаг — поместил приказ о нем в газетах с целью хотя бы напугать немцев, заставив их сохранить перед линией фронта как можно больше своих частей, не допустив их переброски к Корнилову.

«Не знаю, — признавался Деникин, — поняли ли всю внутреннюю драму русской армии те, кто читал этот приказ, опубликованный в газетах в полное нарушение элементарных условий скрытности операции. Вся стратегия перевернулась вверх дном. Русский главнокомандующий, бессильный двинуть свои войска в наступление и тем облегчить положение соседнего фронта, хотел хотя бы ценой обнаружения своих намерений удержать против себя немецкие дивизии, снимаемые с его фронта и отправляемые против Юго-Западного и против союзников».

Приезжавшие накануне наступления комиссары Временного правительства вручили командиру 201-го Потийского пехотного полка полковнику Роману Дубинину красное знамя. Все чин по чину, коленопреклоненно, целуя кумач, возопя «умрем за Родину!». В первый же день наступления лишь одна штурмовая рота полка бросилась в атаку, лихо взяла два ряда окопов, переколов защитников, и уже вовсю поливала огнем третью. Однако остальные роты даже не думали идти вперед, бросили пулеметы и пошли «умирать за Родину» на 10 верст в тыл.

175-я пехотная дивизия генерал-майора Владимира Смирнова стремительным ударом овладела немецкими укреплениями под Крево, дошла до Попелевичского леса и заняла деревню Томасовка. Впереди была третья немецкая оборонительная линия. Как сообщалось в боевом донесении, «тщетно офицеры, следовавшие впереди, пытались поднять людей. Тогда 15 офицеров с небольшой кучкой солдат двинулись одни вперед. Судьба их неизвестна — они не вернулись. Мир праху храбрых!».

1-й Сибирский корпус генерал-лейтенанта Евгения Искрицкого (очередной однокашник Деникина) занял Новоспасский лес (в 10 верстах от Сморгони) и прорвался до третьей немецкой линии окопов. Причем, в авангарде шли женщины — ударницы «батальона смерти» Марии Бочкаревой, жутко боявшиеся своего командира (ходили слухи, что новгородская крестьянка «бьет морды, как заправский вахмистр старого режима»). Увидев такой порыв, за ними увязались 75 офицеров и 300 солдат во главе с командиром 525-го пехотного Кюрюк-Даринского полка подполковником Александром Ивановым. Летевшая в атаку разнополая масса устрашала, и немцы решили не доводить до рукопашной с прекрасным полом — просто расстреляли атакующих из минометов. Несчастные женщины, которым понятие «рассыпной строй» так никто и не успел объяснить, чисто по-женски в ужасе сбивались в кучу и становились отличными мишенями.

Потери «батальона смерти» составили 30 убитых и 70 раненых. Сама комбат была награждена Георгиевским крестом и представлена к чину подпоручика.

Генерал Людендорф писал: «Из всех атак, направленных против прежнего Восточного фронта (Эйхгорна), атаки д июля, южнее Сморгони, у Крево были особенно жестоки… Положение в течение нескольких дней представлялось очень тяжелым, пока наши резервы и артиллерийский огонь не восстановили фронта. Русские оставили наши траншеи. Это не были уже русские прежних дней».

Многие подразделения фронта либо вообще отказывались идти в атаку, либо шли лишь частично. Основные потери понес офицерский корпус, который в подавляющем большинстве остался верным долгу. При численном превосходстве фронта (на 19-верстном фронте у Деникина было 184 батальона против 29 вражеских; 900 орудий против 300 немецких; 138 батальонов введены были в бой против перволинейных 17 немецких) операция закончилась с огромными потерями и практически безрезультатно (из 20 тысяч раненых у трети оказались поврежденными лишь пальцы и кисти рук — явные «самострелы»).

На Северном фронте наступление закончилось в один день. Юго-западнее Двинска, как было указано в сводке, «наши части после сильной артиллерийской подготовки овладели немецкой позицией по обе стороны железной дороги Двинск — Вильно. Вслед за сим целые дивизии, без напора со стороны противника, самовольно отошли в основные окопы».

У Гутора случилось вообще неслыханное. Капитан гвардейского гренадерского полка Игнатий Дзевалтовский (польский большевик с апреля 1917 года) взбунтовал и увел с позиций гренадер — гордость императорской России, что открыло фронт на участке 11-й армии. Нанесшие в стык 7-й и 11-й армий контрудар немцы, которым очень удачно подфартило с «растопыркой» Брусилова (удалось спокойно перебрасывать резервы с других фронтов), были несказанно обрадованы, даже не заметив сопротивления.

Попытки спасти ситуацию были лишь эпизодические и от этого особо героические. Известен случай, когда под Тарнополем лично командир 1-го гвардейского корпуса, отчаянный поляк, Генерального штаба генерал-лейтенант Владимир Май-Маевский на виду у бегущего воинства вышел из окопа ОДИН и с револьвером в руке пошел навстречу атакующим тевтонам. Ошеломленные беглецы остановились и, повернув штыки, опрокинули немцев. За этот подвиг сам солдатский комитет постановил представить отчаюгу к СОЛДАТСКОМУ ордену «Егория с веточкой» — Георгиевского ордена с лавровой ветвью, введенного после Февральской революции Временным правительством и вручавшегося при непременном утверждении солдатских комитетов. И это в то время, когда служивые чуть ли не ежедневно стреляли своих офицеров и генералов без пощады.

Тарнопольский прорыв окончательно похоронил иллюзии Керенского. «Революционная армия» не просто отступила — побежала, бросая имущество и вооружение (потери фронта составили 40 тысяч человек). Буковина вздрогнула от буйной обезумевшей толпы, которая дула во все лопатки от противника, коего в глаза не видела, сметая на своем пути главным образом лавки и магазины, грабя, насилуя, убивая, как будто она двигалась по вражеской территории.