Юрий Сушко - Я убил Степана Бандеру

– Двадцать лет – это, безусловно, совсем небольшой временной отрезок в жизни человечества, – негромко, глухо и монотонно бубнил оратор, время от времени отрываясь от лежащего перед ним текста. – Да, но только не то двадцатилетие, которое пролегло между нынешним днём и трагичным маем 1938 года. Оно наполнено событиями такого исторического значения, что по своей весомости могут сравниться с целыми столетиями других эпох… А уж в истории украинского народа и украинской земли это двадцатилетие зарубцевалось такими событиями и процессами, долговременными переменами и трагическими событиями, что их хватило бы на долю многих поколений… И вот стоим мы над могилой этого необыкновенного мужа, полковника Евгена Коновальца. Двадцать лет прошло, как в этой чужой земле, далеко от отчизны, покоится тело одного из великих сынов Украины…

Сташинский увидел, как Бандера оторвался от текста, сделал паузу и промокнул платком сухие глаза.

– Смыслом всей жизни славной памяти Евгена Коновальца было абсолютное самопожертвование и последовательная борьба за волю своего народа, за осуществление на украинской земле, в Украинской державе христианских начал, общечеловеческих и национальных идеалов – воли, правды и справедливости. Бессмертие великой идеи увековечивает и освящает память покойного Полковника, ибо он совершил чрезвычайно много для победы этой идеи… Большевистская Москва хорошо знала незаменимость полковника Коновальца как Проводника украинской национально-освободительной борьбы, украинского национального движения. Убивая Проводника, враг надеялся не только обезглавить Движение, но и полностью его уничтожить. Однако уничтожить Организацию украинских националистов, остановить её борьбу большевикам не удалось даже путём убийства её Вождя.

Когда гитлеризм однозначно проявил свою захватническую сущность, раскрыл свои планы и колониальные методы против Украины, ОУН, не страшась трагичности войны на два фронта, перешла к широким вооружённым действиям, организовав Украинскую повстанческую армию… Неблагоприятные внешние обстоятельства не позволили поднять восстание против большевизма и добиться государственной независимости Украины. Международное положение помогло Москве бросить отмобилизованные в войне армии на удушение освободительной борьбы Украины и других народов, угнетённых большевизмом. Но ОУН – УПА не сложила оружия и не прекратила борьбы… Когда мы стоим над могилой Того, кто был в нашей общей борьбе Первым, Самым Значительным, Единственным, то скорбь и боль охватывает наши сердца с такой неутешимой остротой… – Бандера вновь поднёс платок к глазам, – как тогда, двадцать лет назад, когда впервые, при разных обстоятельствах и не одновременно, но одинаковой молнией сразила нас страшная весть о гибели Полковника. И время, которое прошло с той поры… не в силах смягчить эту скорбь. В двадцатую годовщину смерти Евгена Коновальца прибыли к месту Его гибели сотни сыновей и дочерей украинского народа, чтобы на могилу этого Великого Украинского Патриота, Борца и Проводника положить венки и почтить Его светлую память. Прибывшие – это посланники всей нации, которая хранит память о своём Великом Сыне… И каждый из нас достойно завершит преклонение перед Его памятью, если во время молитвы за вечное счастье Его души даст обет над Его могилой: идти по его следам, всю жизнь отдать на благо Украины и бороться до смерти за её свободу. Чтобы победа великой идеи и правды на века закрепила память и славу их Великого Борца-Подвижника Евгена Коновальца.

За спиной Богдана кто-то из мужчин чуть слышно вздохнул: «Да-а. Умница таки Степан. Лучше не скажешь…» По щекам пожилой женщины, которая стояла рядом, безостановочно катились слёзы. К могиле медленно потянулись люди с цветами. Сташинский тоже подошёл к надгробию, положил свой букетик. Отойдя в сторону, огляделся, ища глазами Бандеру. Увы, но синего «опель-капитана» на автостоянке уже не было…

Довольно скоро господин Ганс Иоахим Будайт (на сей раз под таким именем действовал ликвидатор) убедился, что мюнхенский адрес герра Попеля, которым снабдил его Сергей, оказался пустышкой. Во всяком случае, в указанном районе, у моста Людвига, места жительства «объекта» обнаружить не удалось. Помог самый обыкновенный справочник из телефонной будки.

Без всякой надежды на успех «Будайт» открыл увесистый том на литере «П», пробежал по всему перечню и – вот так удача! – обнаружил запись «Литератор Стефан Попель, Мюнхен, улица Крайтмайр, 7» с указанием номера домашнего телефона.

«Будайт» отыскал этот тихий, уютный переулочек. Самый обычный пятиэтажный дом, явно послевоенной постройки. Подошёл ближе к подъезду, быстро осмотрел входную дверь: замок защёлкивается автоматически, значит, чтобы попасть внутрь, нужен ключ. В списке жильцов увидел фамилию Попеля, рядом кнопки домофона.

На следующий день, около девяти утра Богдан вновь был на Крайтмайрштрассе. Вновь повезло. Во дворе дома из гаража как раз выезжал знакомый «опель». За рулём был тот самый мужчина, которого в мае прошлого года он видел на кладбище в Роттердаме. Доброе утро, герр Попель.

Ещё несколько дней ушло на изучение привычек «клиента», его рабочего графика, круга общения. Теперь «Будайт» назубок знал маршруты и график передвижения Попеля: во сколько тот отправляется на службу, в штаб-квартиру ОУН, на Цеппелинштрассе, 67, во сколько и где обычно обедает, когда возвращается домой. Судя по всему, Попель был склонен к размеренному, стабильному образу жизни, не менял привычек, каких-либо неординарных контактов зафиксировать также не удалось.

Собранной первичной информации было вполне достаточно, и «Будайт» мог возвращаться домой, на базу в Карлсхорсте, где кроме служебных дел его ждала встреча с Инге. На 15 апреля уже была назначена помолвка. Впрочем, помолвка – ещё не свадьба, но всё-таки…

Через неделю поступила команда отбыть в Москву. На Белорусском вокзале его встретил незнакомый молодой человек, который назвал условную фразу и предложил проводить до гостиницы. По дороге разговаривали мало, обходясь общими фразами. Только оказавшись в номере, связной сообщил «Крылову», что завтра сюда, в гостиницу, к нему прибудет один из руководителей Комитета, назвав его Георгием Аксентьевичем.

– Мы будем около двенадцати. А пока отдыхайте, занимайтесь личными делами, погуляйте по Москве. Вот вам суточные. – Он вручил увесистый конверт. – До завтра.

Когда связник удалился, Богдан пересчитал деньги. Сумма получалась немаленькая, хотя он толком не знал, на что хватит его «командировочных», в московских ценах он ориентировался хуже, чем в берлинских. К примеру, сколько здесь стоит бутылка пива, не знал и, когда покупал его в буфете, удивился дешевизне.