Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)

Будур

“чеченской” Пасхой* — Уразой-Байрам.

Старый Новый год!

Мы с мукой! Спасибо ребятам!

Сегодня день рождения моей прабабушки Юли-Малики.

Она родилась в 1900 году 14 января. Жила в Ставрополе.

Ее покрестили подростком, и она стала носить имя Юлия.

По своему отцу она была мусульманкой.

После смерти ее дочери, маминой мамы, мы забрали Юлю в ЧИАССР.

Досмотрели ее, парализованную. Похоронили в городе Грозном.

Через год, на этом же Карпинском кладбище, мы похоронили моего любимого деда Анатолия, журналиста-кинооператора.

Помню: ухаживать за прабабушкой было трудно. Мама ушла с хорошей работы.

Из старшего товароведа большого завода она превратилась в уборщицу общежития.

Каждые два-три часа нужно было подходить к нашей лежачей больной.

Но со временем к прабабушке вернулась речь. Она стала вставать!

Это после парализации, в 92 года! Моя прабабушка много рассказывала о своей юности. Ровесница века. Она повидала много!

В то время я пошла в первый класс. Мне было 6 лет.

Несмотря на все трудности, бабулю Юлю, мать маминой мамы, мы очень любили!

Знать бы о грядущей войне! Тогда не бросили бы квартиру-коммуналку в городе Ростов-на-Дону. А мы, наоборот, перевезли в город Грозный имущество: предметы старины, книги, посуду, часть мебели. Все самое ценное. Жилье в городе Ростове сдали домоуправлению.

В городе Грозном наша семья имела две квартиры в центре города Грозного двухкомнатную и однокомнатную. Обе они располагались в районе Центрального рынка, по улице Розы Люксембург. И у нас с мамой своя однокомнатная квартира, по улице Заветы Ильича…

Теперь наша ванная, вернее, пол в ней, — провалилась. Канализации нет, засорена и повреждена. Стены, потолок, все черное, в жирной копоти. Сможем ли мы отремонтировать свое жилье? Устоит ли наш расшатанный дом? Как мы будим жить дальше?!

Слабость сильная. Пилить дрова трудно. Постоянно болит печень, тошнит.

В подъезд заглянул молодой парнишка с четками на шее. Он один из тех, четверых, что дали нам муку.

— Тетя, — попросил парень мою маму по-чеченски. — Ты брюки мне не постираешь? Я — мамин. Я не умею. Старших мужчин просить мне стыдно и нельзя…

Четки у него светло-зеленые, прозрачные. Парень задал свой вопрос издали, стоя в дверях подъезда. Своим поведением он понравился нам.

— Давай, неси! — согласилась мама: — Только у меня сердце больное. Всем стирать не смогу. Нет сил! Одному тебе. Он ушел и быстро вернулся. Ведро воды. Узкая баночка от кофе со стиральным порошком. В пакете грязные брюки. Все оставил у двери.

Мама постирала. Рано утром этот паренек забрал мокрые вещи. Сказал, что досушит их в подвале дома, где они живут. Там чисто и тепло. Поблагодарил. Пожелал здоровья и удачи.

— Можно, я еще приду? — выходя на улицу, спросил он: — Пожалуйста! Еще только один раз! Вдруг меня убьют? Чтобы я в чистых вещах был.

Мама кивнула. Последние дни она стала молчаливой — «да» и «нет» заключают основу общения с ней. Зашла одинокая бабушка Маня из среднего подъезда.

Сказала, что у нее нет муки на лепешки. Что деньги заканчиваются…

— Денег и у нас нет. Всего около 100 рублей… — покачала головой мама. — А лепешку мы дадим! Надо — и завтра приходи.

Она протянула Мане половину от той, что была у нас самая большая и толстенькая! Баба Маня расплакалась. Сказала:

— Если завтра будет тихо, я схожу за хлебом, на рынок «Березку». Вам что — ни будь купить?

— Нет! Спасибо! — отказалась мама. — Все дорого, а мы экономим.

Маня попросила у мамы прощенья. И ушла.

Мы долго не могли понять, что именно мы должны простить старой Мане? Вспомнили не сразу. Давно, до войны, был такой случай. Маня прибежала к нам с внуком. У них дома случилась драка! Они (бабушка и внук), перепуганные, прятались у нас.

После ухода незваных гостей мы обнаружили пропажу. «Испарились» в большом количестве

сладкие шоколадные вафли. Вафли лежали в коробке под кроватью, на которой ночевали «гости». Тогда мы торговали шоколадом, печеньем, разными сладостями…

Поскольку пропала еда, мама даже говорить об этом не стала. Сильной стрельбы сегодня нет.

Но попали в угловой частный дом. Он горит уже третий раз.

Мы выносим из него мебель. Хозяева дома Вовка и его жена Оля.

С ними пенсионерка Мария. Это Олина мать. Деваться им некуда.

Переселяются в чужую квартиру. Дом на противоположном углу.

Оставшиеся люди помогают перемещению.

Мы тоже перенесли их табуреты и стулья. Хорошо, не стреляют…

У этих людей погибла собака! Беднягу зажало досками при обрушении. Вовка не смог вытащить. Собака выла, пищала и сгорела вместе с родным домом…

Обоим враждующим сторонам надоело воевать. Все — «красные» и «белые», отмечают Старый Новый год!

Оттого так тихо. Можно подумать — мирный день!

Будур

У нас вылетела дверь…

Чиню.

Вчера по нашим домам палили из пушек.

Благополучно такой обстрел закончиться не мог!

Один снаряд совершил редкостную подлость: он влетел в окно на первом этаже, к брату Азы.

Все в однокомнатной квартире разнесло на мелкие щепки!

Брата ранило в голову. Он всю ночь не приходил в сознание. Утром Шахрудин скончался на руках у своей сестры — Азы. Во дворе этого человека звали по-простому — «Шахид».

Похоронили у подъезда. Могилу тщательно закрыли большими ветками от голодных собак. Они могут выкопать труп и сожрать.

А брат Азы был хорошим человеком. Мирным, вежливым и тихим. Очень жаль! Он был безвреден. Ценное качество, особенно в военное время.

Попадание в жилое помещение на первом этаже — большая редкость.

Обычно «сносит» верхние этажи: третий, четвертый и выше…

Могилу для Шахида, рискуя своими жизнями, копали мужчины нашего двора. Им, как и в прошлый раз (для Раисы), помогал сосед Тагир из частного сектора.

А 16 января русская пенсионерка Маня погибла при обстреле улицы из установки «Град».

Старушка Маня шла за хлебом на рынок.

Мы не знаем, кто похоронил ее? Где?

Искать ее квартирные документы, остатки пенсии, рыться в ее вещах приходили женщины из дома напротив. Значит, они видели тело… Маня болела. У нее были язвы на ногах.

Однако даже этот факт не остановил любителей наживы.

P.S:

Осколки в ногах причиняют мне сильную боль.

И болит сердце…

Я чувствую, как кружится голова, и приходится держаться за стены, иначе ведь можно упасть.

Просто упасть на пол от голода.

И тогда уже очень трудно встать, вы мне поверьте…

Полина-Будур

Вчера утром, 19 января, нас вывели из дома русские военные.

На моих часах было начало десятого.

— Быстро! Очень быстро! — приказали они. Маме не дали взять ее паспорт и пакет, куда она сложила фотографии умерших родных.