Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)

Я не запомнила лицо этого человека.

Вернее, я его не увидела. Только глаза — они были синими.

Когда отошла — оглянулась: это был русский военный.

Он писал сухой поломанной веткой на белом снегу: «Нам пора домой!»

Игрушка маме понравилась. Она разрешила ее оставить.

Заяц желтый, красочный! Я лягу с ним спать.

Продолжаю.

Еще новости, Дневник!

Наши «дамы» принесли мне красивые платья.

Я была удивлена таким подаркам.

Но как только соседки вышли от нас, мама повесила все за шкаф с задней стороны и сказала:

— Уж не знаю, хитрости ли это или нет, но домой к себе мы эти вещи не понесем. Сделаем вид, что взяли. Чтобы не обидеть.

Я вытащила все наряды обратно в комнату и стала примерять.

Больше всех мне понравилось розовое платье. Я пыталась уговаривать маму разрешить оставить хотя бы его!

Но мама была непреклонна.

Стала объяснять:

«Ты глупая! Это не подарки. Это чтоб свои дела на нас свалить! У нас родных нет. Уезжать нам некуда. Мы останемся. Вот и будут люди думать, что воровали мы. Ненависть к русским в этом поможет.

А наши соседи за наш счет очистятся! Давай мы сделаем вид, что взяли.

Пусть думают — их хитрость прошла».

Я поняла — мама права. И принялась за еду.

Питаться эти дни мы стали гораздо лучше. Обследуем чужие подвалы и кухни. Что отыщем, то едим. Иногда два раза в день!

Нашу долю продуктов соседи от военных получают, но мы ее не видим.

— Раз сами отделились — вам ничего не положено! — заявила Вовкина жена. Остальные поддержали Ольгу, чтобы еды их коллективу было больше. Мы не спорили. Решили не нервничать. Нужно помнить историю с макаронами и с дедушкой Халидом!

Пока мы обходимся без помощи военных, сами.

Правда, мне постоянно хочется есть. Иногда мы угощаем бабулей соседок по комнате и «общего» внука. Они с нами дружат, когда «оппозиция» не видит. Даже жалуются потихоньку, а при «своих» не разговаривают. Игра какая-то. Странные взрослые люди…

Царевна

Сегодня мы ходили за водой. Далеко, в пожарные колодцы. Все остались живы!

Только бабе Нине стало плохо с сердцем в пути, и мне тоже — я чуть не упала от боли. Ее воду пришлось отдать военным — танкистам. Не выливать же?! А я свою — донесла.

С нами было много местных женщин, все с тачками, с баками.

На пригорке стояла «русская» пушка, она стреляла. Огненный снаряд вылетал у нас над головой. Мама забралась к солдатам на высоту. Стояла и смотрела на наш дом. Комментировала:

— Дом стоит! Из-под крыши валит дым. На верхних этажах пожары, Нам сказали не подходить к нашим домам 15–20 дней. Не беда! Вернемся раньше! Рискнем!

Мама каждый день повторяет слова:

— Пора домой!

Это как ее заклинание. Одновременно — мысль военного, писавшего на снегу.

Того, что дал мне зайца.

— Дорога назад широкая, без укрытий. Опасно! Идти надо большой группой, как уходили из своих домов, — решают все.

Начались общие сборы.

Дележ тех продуктов, что мы искали и носили вместе. Нам с мамой дали: ведро муки, лук, 1 баллон помидор, и (ура!) десяток картошек. Дополнительно выделили две литровые баночки: варенье и «аджика». Под кроватями у наших соседей много разной еды. Домашних консервов. Но старым бабулям Стасе и Нине с больным внуком отдали такую, же маленькую порцию, что и нам.

Я стащила для своего дома много полезных вещей: спички, вату, лекарство валидол и книжку «Прекрасная второгодница», о школьниках.

Мама сейчас выбросила «выходную», когда-то красивую, а теперь грязную, закопченную уличной печкой, кофту. Она переоделась в мужской свитер, который нашла в кухне, во дворе. Он совершенно чистый! Свою желтую кофту она положила на место свитера.

— Это еще зачем? — спросила я.

— Ее можно постирать, когда воды много будет. Пусть видят — выхода не было.

Мама сразу похорошела. Свитер серо — зеленый, ей идет!

Сегодня мы впервые обратились к военным.

Попросили наполнить бутыль соляркой или бензином. Они дали. Сделаем дома «коптилку»!

Домой! Домой! Домой! Ура-а- а-а!

Продолжаю.

…Вечер. Коптилка. Мы дома.

Сегодня мы совершили свой «переход».

Шли по глубокому снегу, по дороге, ведущей вверх.

Впереди всех — бабушка Стася. Она несла свою долю «пайка», в какой — то сумке. Все время спотыкалась. Оборачивалась, смотрела на нас, ждала помощи. Иногда она смешно повизгивала. Иногда стонала. За Стасей шли мы. Мама починила поврежденную ручную коляску. Установила на нее деревянный ящик. В него поместились: ведро с мукой, две банки — одна с помидорами, другая с «аджикой», лук и драгоценные картофелины.

Я несла сумку в цветной горошек. Это моя находка! Со двора одного из разрушенных домов. В сумке у меня расположились: желтый заяц, банка с вареньем, вата, разные лекарства, книжка о школьниках и еще красный свитер. Подарок тети Лины. Мама его не видела.

Вдруг там, дома, совсем ничего нет, а надо переодеться?

Кратковременно, к возвращению домой, отношения между всеми наладились.

Наши соседи перестали драться и ругаться.

Платья, подаренные мне, я оставила, развесив их за шкафом. Все они были пошиты по индивидуальному заказу, что подтверждало мамину версию о хитростях…

Сразу за нами по снежной дороге шли бабка Нина и ее больной внук.

Внук нес две стопки книг, перевязанных бинтом. Бабуля тащила свою долю еды. Малорослая, полная, она проваливалась в глубокий снег и трудно дышала.

За Ниной тянулись остальные. Жена Вовки тащила сразу две тачки: по одной в каждой руке.

Вовка тоже вез две нагруженные тачки. Лина завершала шествие. Ее тачка была почти пустой. Шла она бойко и легко. Эта женщина красива. Рыжие волосы до плеч, яркие голубые глаза. Лина всегда аккуратна! Даже в войну! И в сорок лет выглядит молодой, спортивной студенткой. По дороге домой выяснилось, оставили бабушку Машу. Охранять какое-то имущество!? И Аза осталась с ней.

— Там у нас много вещей. Бросать нельзя! — проговорилась Ольга.

Спровоцировали ее бабули простым вопросом:

— А где же все остальные?

— Придется еще за Олиной матерью идти, — сделал грустное лицо хитрющий Вовка.

Действительно, пока мы убирали битый кирпич, чтоб войти в свой подъезд, все жильцы из

дома напротив — укатили за «бабушкой», прихватив с собой пустые тачки. Вот поганцы! Из дома ведь все вышли, в чем были, без вещей. Бабушка Нина — в тапочках… на снег.

Я лично в старых маминых калошах. Без сапог. А чеченка Аза спасала свой единственный плащ… Увидев нас, подошли соседи из четырехэтажного дома рядом. Того, где погибла Раиса-армяночка. Они рассказали:

— Когда Николая с парализованной матерью вывели из дома, его старая мать начала умирать у военных машин. Тогда кто-то из военных не выдержал. Приказал отвезти обоих в госпиталь. Через два дня Николай осиротел. Он бросил остатки своих вещей! Уехал в беженцы или к дальней родне… Остаться ему было негде. Одна из стен его квартиры на втором этаже рухнула еще до Крещенья.