Екатерина Андреева-Бальмонт - Воспоминания

Я покрыл все свои траты последнего месяца одним вечером и восстановил возможность дальнейшего. Пожертвовал 60 руб. в лазарет св. Нины. Привезу вам всем подарки. Меня чествовали до 5 часов утра и будут чествовать еще.

Завтра едем целой дружиной в Кутаис. Буду выступать там. Готовится величественная встреча.

Милая, письма от тебя еще не было. Сегодня почта заперта. Что ты? Что Нюша и все вы? Целую тебя крепко. Приветы всем. Твой К.

1915. X. 6. 9-й ч. в. Кутаис

Катя милая, через минуту я еду в театр и буду читать Руставели. Я не успеваю написать о впечатлениях. Я взят в плен. Однако уж билеты на 11-e, Тифлис — Москва, заказал.

Вчера меня встретили на ст. Рион (½ часа до Кутаиса) и в Кутаисе также кликами и рукоплесканиями. И сейчас будет триумф, знаю. Но как-то не хватает на все это впечатлительности.

Солнце. Древний город. Развалины храма царя Баграда. Цветы. Простые люди меня приветствуют. Мое имя вписано в историю Грузии.

Это — лишь начало.

Шлю вырезку из газеты.

Целую тебя, милая, и Нинику. Мушке светлый мой помысл.

Катя, милая, еще раз обнимаю. Твой К.

1915. X. 7. 10-й ч. н. Кутаис

Катя милая, сейчас за мною придут, и я отправлюсь на чествование. Будет музыка, речи, цветы и стихи. Будет ликование, какого там, в России, не знают. Вчерашнее мое выступление было сплошным триумфом. Театр был переполнен.

Осматривал древние развалины. Завтра возвращаюсь в Тифлис. Там буду выступать на торжественном вечере Общества грузинской культуры. Обнимаю тебя. Через неделю свидимся. Твой К.

1915. X. 23. 5 ч. в. Вагон между Нерехтой и Иваново-Вознесенском

Катя милая, вот где я. Через несколько часов буду там, где впервые полюбил, и там, где родился. В Иваново приезжаем в 7 ч. в., через час в Шую. Если б я знал ранее свой путь, я выступил бы и там, и тут. Как жаль! А теперь я только выйду на вокзале и вряд ли встречу кого.

Я получил вчера с радостью письмо от тебя в Ярославле через Ашукина, секретаря Некрасова, и в нем письмо из Тифлиса от юной красавицы, мингрелки, Пины Меунаргиа. Послал тебе через Ашукина 100 рублей в подарок. В Питере дал денег Коле и дал немного денег Сучкову, студенческому моему товарищу по Бутыркам. А сейчас, в Нерехте, дал пленным полякам, с которыми говорил по-польски о Мицкевиче.

Сбор в Вологде и Ярославле меньше, чем рассчитывал, — очень маленькие помещения. Но успех большой, особенно в Вологде, где меня принимала молодежь так, что я потом в радостном волнении не мог заснуть до 4-х часов. Это был настоящий праздник сердец. В Ярославле публика хуже. В Нижнем завтра я выступаю в городском театре.

Как мне жаль, что ты хвораешь, Катя, родная.

Я путешествую с Марией Владиславовной Долидзе. Мне очень хорошо. Она тихая, простая, искренняя и ласковая. Я не думаю, однако, чтобы я поехал дальше Иркутска. Больше смысла мне вернуться к началу декабря и писать «Любовь и Смерть», выступать в столицах, с весной поехать на Кавказ.

В Вологде в первый раз, после десяти лет, катался один на санках. Мне казалось, что я в сказке.

Чувствую себя светлым орудием Судьбы. Мне легко и спокойно. Целую тебя нежно. Твой К.

P. S. В Питере Елена ищет квартиру. Мне там очень понравилось. Рондинелля, верно, будет жить там же с Еленой. Привет Мушке, два письма ее получил в Ярославле. Пишу. Всех моих милых целую.

1915. Х. 26. 11 ч. у. Вагон. Приближаясь к Арзамасу

Катя милая, ты, любящая мой четкий почерк, верно, будешь много получать моих каракуль. Приезжая в какой-нибудь город, я обычно попадаю в водоворот людей, и писать невозможно. А вагон — качели.

Вчера день отдыхал в Нижнем. Завтра утром приезжаю в Казань и завтра же выступаю. Не нравятся мне поволжские города. В них много следов зловредного влияния старой закваски, той противной интеллигенции, которая причинила много зла России своим односторонним доктринерством. Слушали меня, однако, внимательно, и зал был полный. Но магнетизма не было. Впрочем, овация была.

Мне хочется уж поскорей туда, дальше, на Урал и в Сибирь.

Несколько отдельных людей и здесь окружили меня настоящим поклонением и любовью. Изумителен был поэт и земец, утонченный, хромой, похожий на Котляревского, князь Звенигородский, с сердцем в правой стороне тела (в буквальном смысле — situs inversus [163] Сердце не на месте (лат.) . ). Знает моих стихов до сотни на память.

Пока все хорошо. Мар. Вл. Долидзе заботливо ко мне относится. И я сразу один, свободен и с женским вниманием. Сочетание для меня необычное и меня радующее.

Получила ли из Ярославля 100 рублей? Если сборы будут хорошие, будут и подарочки. Пока сборы неважные. Лгун Легаров напутлякал. Лишь с Саратова начинаются устроения Долидзе и буду видеть, что и как. Хочется освободиться к концу ноября.

Милая, а как ты? Как Мушка и все вы? Мне странно. Я не чувствую разлуки. Ощущаю тебя, Нюшу, Елену. Везде встречаю ласковых людей. Хорошо, что я затеял эту поездку. Целую тебя, милая, родная Катя. Твой К.

Поклоны Леле и Тане, и Александре Алексеевне.

1915. X. 27. 4 ч. д. Казань. «Казанское Подворье», № 30

Катя родная, город Мушки оказался исполненным любви ко мне. Доказательство прилагаю. Радостно, когда так встречают. И была иная еще встреча. И уже тянутся ко мне ласковые сердца. «Я люблю любовь, дитя…» Помнишь, милая? Помнишь дни наши? Они горят неувядаемо в моей душе.

Мне хорошо сейчас. Черноглазая лань, я целую твои руки. Я прячу лицо в твои колени. Катя милая, любовь моя звездная и родная, ты полностью вошла в мою душу, без тебя нет и не было бы моей сказки на земле.

Нинику и тебя целую и шлю вам благословения. Твой Рыжан.

1915. X. 28. 10-й ч. н. Вагон. К Пензе

Катя милая, я писал Мушке о моем завоевании Казани. Это было поистине величественно и завлекательно. Я не знал, что меня так высоко ценят здесь. Мое имя — клич, мое имя — лозунг. Это была безусловная, полная победа, и молодежь, и старые люди, все были полны внимания. Я вернусь сюда на обратном пути и прочту «Океанию».

Уехать было трудно. Страшная давка. Нас спас один юный офицер, грузин, Думбадзе, племянник устрашительного ялтинского дяди {112} 112 Думбадзе, племянник устрашающего ялтинского дяди… — И. А. Думбадзе, генерал Свиты, главноначальствующий, а с 1914 г. градоначальник г. Ялта. B. Ф. Джунковский писал о нем в своих воспоминаниях: «…гроза Ялты и ее уезда… Про него ходили всевозможные слухи, анекдоты, его изображали шалым, не признающим никаких законов…» . Он и его товарищ уступили мне и моей спутнице свои места. А то не уехал бы я сегодня в Саратов. Вспомни мои прославления офицеров за их любезность. Я буду спать ночь, а мой грузин смеется и говорит, что, получив в Тавриде штыковой удар турка в плечо, все равно не может спать.

Качает адски, трудно писать. А в Казани не дали. Был циклон сердец, жаждавших меня увидеть. Успел все же побывать в азиатской лавке и послал на имя Нюшеньки подарки тебе и ей.