Екатерина Андреева-Бальмонт - Воспоминания

Эти спектакли происходили в мае месяце. Стояли дивные летние дни. Мы не переезжали на дачу, чтобы не пропускать спектаклей Дузе. Днем мы уезжали в Петровское-Разумовское, где, сидя в парке, готовились к вечеру, читали по-итальянски (с французским переводом) пьесу, в которой выступала Дузе. В Москву мы привозили огромные связки сирени, перевязывали их широкими шелковыми лентами и в театре подносили их актрисе. Брат Миша вместе с капельдинером подавал на сцену эти букеты или, лучше сказать, клал их к ее ногам. Она брала из этой массы цветов одну-две веточки и уносила с собой. Увы! мы тогда не знали еще, что наши цветы оставались в театре. Дузе не выносила сильного запаха цветов, и те, что ей подносили в огромном количестве в корзинах и вазах, лежали у нее в прихожей, и ими распоряжалась по своему усмотрению горничная-итальянка. В комнаты Дузе не вносили ни одного цветка.

В прощальный спектакль мы с Сашей и Машей поднесли Дузе вместе с цветами письмо, написанное Сашей по-итальянски, в котором выражали наши восторги ее игрой и просили приехать еще раз в Москву.

Письмо это мы вложили в изящный серебряный порткарт. На другой день мы отправились к ней втроем — Маша, Миша и я — познакомиться и проститься. Мать позволила нам это, так как старшие сестры много слышали о частной жизни Дузе. Она совсем не была «каботинкой» [90] Зд.: Она совсем «не представлялась», т. е. не притворялась (от фр. cabotine — комедиантка, притворщица). , была образованна, держалась как женщина из хорошего общества, за границей ее принимали в аристократических семьях.

Дузе остановилась в тот приезд на Воздвиженке в скромных меблированных комнатах, имевших вид частной квартиры. Дузе нас тотчас же приняла, благодарила за итальянское письмо, которое лежало тут же перед ней, на столе. Она свободно говорила по-французски. Увидав ее так близко, я до того смутилась, что не могла произнести ни слова, не могла на нее поднять глаза. Маша тоже, конфузясь и краснея, сказала несколько слово, и мы ушли. Наш визит длился не более десяти минут, но дома мы говорили о нем много часов. Дузе просила нас поблагодарить Сашу за письмо и обещала в следующий приезд в Москву побывать у нас, что она и исполнила через год. Саша ей отдала визит, и знакомство завязалось.

Э. Дузе

В этот приезд свой Дузе выступила впервые в роли Норы в драме Ибсена. Саша как раз в это время писала книгу об Ибсене {53} 53 Саша… писала книгу об Ибсене… — Александра Алексеевна Андреева (старшая сестра Екатерины Алексеевны). — Воскресение у гр. Толстого и Г. Ибсена. Опыт параллельной критики романа «Воскресение» и драмы «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». М., 1901. , она рассказывала Дузе о Норвегии, знакомстве с Ибсеном, своих мыслях о Норе, показывала ей альбомы со снимками из Норвегии. Дузе очень живо всем этим интересовалась.

По нашему совету она остановилась в гостинице «Дрезден», принадлежавшей нашей матери. И Маша, и я тоже посещали ее, но преклонение и благоговейный трепет перед этой гениальной артисткой повергали меня в такое смущение, что я теряла способность говорить… Маша относилась как-то проще и непосредственнее к Дузе. Она уверяла, что с Дузе очень легко, что она проста и искренна. Иногда Дузе задерживала Машу у себя, в другой раз отсылала от себя. «Il vaut mieux venir une autre fois, — говорила она мрачно, car aujourd’hui je suis d’une humeur épouvantable et je ne ferai que vous attrister» [91] Приходите лучше в другой раз, сегодня я страшно не в духе, я вас только буду огорчать. . Маша не уходила, a садилась рядом в ее гостиной и спокойно заявляла: «j’attends un peu, peut-être voudrez-vous vous promener. Mon carrosse est là près du perron». — «Parfait, allons nous promener» [92] Я подожду немного, может быть, вы потом захотите покататься, моя карета у подъезда. — Отлично, поедем кататься (фр.) . ,— вдруг весело восклицала Дузе, вскакивая с своего ложа. И Маша в карете катала ее зимой по бульварам, по набережной Москва-реки, заезжала с ней в Кремль.

Дузе не выносила морозов, всегда зябла, в какие бы меха ни была закутана. Голову она небрежно обматывала черным кружевным шарфом, не глядя на себя в зеркало, а выходило так красиво, как будто это был сложный, искусный головной убор.

Как-то раз Маша повезла ее в Кустарный музей (Сергея Тимофеевича Морозова) {54} 54 Кустарный музей Московского губернского земства был открыт в 1885 году в Москве и в 1903 году был переведен в специально оборудованное здание в Леонтьевском пер. Существует и по сей день как Музей народного искусства. Большая заслуга в организации музея принадлежит Сергею Тимофеевичу Морозову (1862–1950), одному из владельцев крупных текстильных мануфактур, известному меценату. . Дузе накупила там много разных вещей, долго отбирая их среди всех, которые ей показывали. Дома у себя она расставила их на столе и очень внимательно рассматривала рисунки на разных коробочках, игрушках. «Как удивительно, — сказала она, — что у всех народов повторяются те же комбинации линий и сочетания красок. Орнамент на этой шкатулке мог отлично быть на помпейской или греческой вазе, эти завитки и листочки — на византийской ткани».

В другой раз Дузе попросила Машу сопровождать ее к нашей французской портнихе, у которой она заказала по своему рисунку костюмы для Норы. Она хотела, чтобы при ней скроили костюм, в котором Нора танцует тарантеллу. Закройщица не понимала, тогда она сама взяла ножницы, положила материю на пол и, ползая на коленях по полу, стала кроить. «Теперь я поняла!» — вскричала закройщица. Дузе вскочила на ноги и передала ей ножницы.

Дузе обыкновенно не играла два вечера подряд: ее это слишком утомляло. На другой день спектакля она отдыхала. Лежала одетая в простое темное платье на своем ложе. Это была кровать, выдвинутая на середину комнаты, покрытая белым мехом, со взбитыми белыми кружевными подушками. Дузе лежала на животе, опираясь локтями на подушки, и читала. Днем она принимала посетителей, больше дам, и их было немного. Журналистов, репортеров она никогда не допускала к себе, ни для кого не делая исключения. Вечером, когда не играла, оставалась дома одна.

Сестры мои ходили к ней обыкновенно часа в три и редко кого заставали у нее.

Большой номер, который занимала в бельэтаже, она никак не украшала, не придавала ему уюта, гостиничный номер оставался казенным и банальным: традиционный диван у стены, перед ним круглый стол, покрытый ковровой скатертью, по сторонам его два кресла и несколько стульев. В простенке двух окон зеркало, на его подзеркальнике аляповатые подсвечники, чугунная пепельница. Так странно было видеть эту хрупкую прелестную фигуру, эти сказочно прекрасные глаза среди такой обстановки. Как будто изящнейшая статуэтка Танагры {55} 55 сказочная статуэтка Танагры… — Танагра — древнегреческий город в Беотии, при раскопках которого были найдены многие произведения искусства. попала на грязный прилавок какой-нибудь лавчонки.