Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история

Джон улыбнулся мне, но это было не надолго. Вдруг он нахмурился и замолчал. Я поняла, что он попал в ловушку между своим беспокойством и чувством справедливости.

Когда на следующее утро Джон встал, он так нервничал, что стал курить сигареты одну за другой и непрестанно расхаживать. Мы наняли лимузин, чтобы поехать в аэропорт. Когда он подъехал к нашему дому, Джон сказал водителю подождать. Он еще немного походил по комнате с сигаретой, но не пил. Наконец он решился. «Поехали», — сказал Джон и пошел к двери.

В лимузине он был поглощен нервозностью и таким же оставался в аэропорте, пока мы ждали посадки самолета.

Джулиан заметил Джона, как только они с Синтией прошли через пропускные ворота. Лицо ребенка озарилось широкой улыбкой. «Папа… папа!» — позвал он, подбегая к Джону.

Джон подхватил сына на руки и крепко обнял его. Потом он поприветствовал Синтию и вежливо поцеловал ее в щеку. «Привет, Мэй», — сказала она, протягивая руку.

«Ты помнишь, Мэй, когда она была в Англии?» — спросил Джон Джулиана. Мне было приятно, что он помнит, что мы играли с ним в Титтенхерсте. Мы повели их в лимузин. Сначала все молчали, потом Джон спросил Джулиана о полете. Восторженная речь мальчика сломала лед, и когда мы приехали в отель, все чувствовали себя более свободно.

В номере Джон и Синтия поговорили о старых временах, а я поиграла с Джулианом. Джон, однако, вскоре забеспокоился. «Нам нужно идти, — сказал он. — Мы завтра пообедаем все вместе», — добавил он.

«Отличная мысль», — воскликнула Синтия.

Джон направился к двери, и я последовала за ним. Он провел с сыном меньше получаса — вот и все, что получил Джулиан в первый день.

На следующий день Джон смог побыть с ними два часа до того, как его нервы не выдержали.

Настоящим испытанием должен был стать следующий день, в который мы планировали сводить Джулиана в Диснейленд. Джон не хотел брать Синтию. Джулиан, однако, спрятался за диваном и не шел, пока не пойдет его мама, и в конце концов Джон уступил. По дороге у Джулиана было смешанное чувство между легкостью и стеснительностью перед своим отцом. Он сказал Джону: «Мне не верится, что я теперь могу говорить с тобой, когда захочу». Джон был озадачен. «Ты помнишь, как я навещал тебя в Англии? Мне разрешали говорить с тобой только один или два раза в день. Иначе мне вообще не разрешали говорить с тобой», — рассказал ему Джулиан.

Джон начал расслабляться. Он спросил сына о школе и о друзьях, какая ему нравится музыка и учится ли он играть на каком — нибудь инструменте. Синтия, как настоящая англичанка, была очень сдержанна, но ко мне она относилась дружелюбно и очень сердечно. Было видно, что у нее остались чувства к Джону. Также было видно, что она приехала в Штаты не для того, чтобы увести его у Йоко. Синтия считала, что поскольку они когда — то столько времени были вместе, они могут легко разговаривать друг с другом. Все в ней говорило о том, что она ничего не ждет от Джона, и тот был тронут ее сердечностью. Все шло много лучше, чем я надеялась.

Перед тем, как мы приехали в Диснейленд, Джон твердо сказал: надо остерегаться фотографов. Мне не нравится, чтобы ребенка снимали только потому, что у него знаменитый папаша. Не выношу всех этих звезд, которые для рекламы фотографируются семьями. Если я увижу фотографа, я разобью его ебучую камеру.»

Когда мы вошли в парк, Джулиан очень оживился. Он носился от одного аттракциона к другому, уговаривая Джона идти за ним. Похоже, им было весело вместе. Когда они побежали куда — то вперед, Синтия повернулась ко мне. «Когда я узнала о вас с Джоном, я была очень рада. Я поняла, что Джулиан сможет снова увидеть своего отца. В самом деле, — сказала она на свой английский манер, — чтобы ни произошло между нами с Джоном, ему не следует разводиться и со своим сыном.»

Синтия тепло улыбнулась мне, и у нас завязался разговор о нашем детстве. Я понимала, что это довольно странная встреча первой жены и любовницы, но Синтия не испытывала никакой ревности. Я сказала ей, что мы счастливы, и что у нас возникают проблемы, только когда Джон напьется.

«Джон всегда пьет, когда чувствует себя неуверенно, — ответила она. — Когда ему было девятнадцать, он отчаянно хотел добиться успеха как музыкант и боялся, что не сможет. Когда он был пьян, кому — нибудь всегда доставалось.»

Джон был в восторге от прогулки и от Джулиана. «Он как маленький мужчина, — все время повторял он мне. — С ним можно поговорить. Он может размышлять и обсуждать вещи. Я в изумлении.»

Через два дня мы вместе с Синтией ужинали в доме Мэла Эванса. Все немного выпили и после ужина уселись на полу, слушая, как весело Синтия и Джон вспоминают добрые старые денечки. Они позабавили нас рассказами о своем времяпрепровождении в ашраме Махариши Махеш Йоги. В конце Синтия заметила: «Знаешь, Джон, я всегда хотела еще одного ребенка.»

«От кого?» — спросил Джон, уставившись на нее.

Синтия помедлила. «От тебя», — ответила она небрежно.

«Я не могу больше иметь детей. Я стерилизован.»

«Не понимаю», — сказала Синтия.

«Я точно знаю, что не могу больше иметь детей. Меня проверяли медики, и у моей спермы слабый импульс из — за того, что я принимал наркотики.»

Вскоре после этого Джон решил уйти.

По дороге домой он размышлял о замечании Синтии насчет ребенка. Как только мы вернулись, он позвонил Йоко. «Ты была права, Йоко, — сказал он. — Она по — прежнему любит меня и сделает все, чтобы вернуть меня.»

Несколько дней спустя мы с Джоном решили пойти в «Трубадур». Он предвкушал это уже давно. Ему нравилось, как Энн Риблз исполняет «Я не переношу дождя», и он очень хотел пойти на открытие ее шоу в «Трубадуре». Перед концертом мы ужинали вместе с Джимом Келтнером и его женой Синтией, Джесси Эдом Дейвисом и его подружкой Пэтти. Джесси привел с собой какого — то дружка, типичного хиппи, оставшегося безымянным и почти все время молчавшим. Когда мы приехали в ресторан, я сразу заметила, что Джесси ведет себя как — то странно.

Джесси, как и Фил Спектор, любил, когда откалывались какие — нибудь штучки. Людей такого типа Джон и выбирал себе в друзья. Ему нравилось идти у них на поводу, но, к несчастью, когда он был с ними, его склонность к саморазрушению выходила на поверхность.

Как только появился официант, Джон заказал выпивку, которую он недавно полюбил: бренди «Александр». Хотя он и пил водку, Джону нравились напитки со сливками и сладкие ликеры. Вкус у них был, как у молочных коктейлей, и он мог глотать и х быстро и легко. Джон пользовался алкоголем, как лекарством, чтобы успокаивать свои нервы. Словно ребенок, он предпочитал вкусные, сладкие лекарства, которые совсем не походили на лекарства.

«Я хочу есть, — сказала я. — Давайте закажем что — нибудь.»