Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история

Все эти выкрики не давали эффекта. Пение и ругань продолжались.

Тогда к нашему столику подошел менеджер братьев Смазерз Кен Фриц. «Слушай, — закричал он, — мы много работали над этим, и я не позволю тебе облажать нас.» Он схватил Джона за плечо, и Джон, в котором в такие моменты появлялась непонятная сила, в ярости вскочил и перевернул стол. В этот момент Питер Лофорд вместе с барменами устремился к нам, потому что разъяренная публика поперла на Джона.

В какой — то момент в толпе началась драка. Бармены и вышибалы окружили Гарри и Джона, образовав живую изгородь, и вели их сквозь обозленную публику к выходу. «Мэй, Мэй, где ты?» — закричал Джон в полной панике.

«Я позади тебя», — закричала я в ответ.

Наконец всех нас вытащили из «Трубадура» на бульвар Святой Моники. Перед клубом ожидала шарага фотографов, и одна из них вдруг заорала: «Леннон ударил меня!» Окруженный персоналом «Трубадура», Джон никого не мог ударить, и я подозреваю, что этого фотографа ударила распахнувшаяся дверь.

«Он ударил меня, он ударил меня!» — продолжала вопить она.

«Спокойно, мадам, спокойно!» — крикнула я.

В сопровождении толпы, мы добрались до автостоянки. Вдруг Джон прыгнул на обслуживающего стоянки и повалил его на землю. Служащий, молодой человек, был просто ошарашен тем, что на него вдруг свалился Джон Леннон. Прижатый к земле Джоном, он влюбленно смотрел на него и улыбался. Было очевидно, что это самый невероятный и чудесный момент в его жизни. Его влюбленные глаза мгновенно успокоили Джона, и он отпустил ошалевшего парня.

Когда мы наконец сели в машину, Гарри стал настаивать, чтобы мы поехали вместе с ним на другую вечеринку. «Я не хочу туда ехать», — сказал Джон.

«Тогда я поеду с Мэй», — Гарри обнял меня.

«Убери свои ебучие руки!» — закричала я.

Гарри никогда не слышал, как я ругаюсь. В изумлении он отпрянул. Я повела машину. Гарри стал указывать дорогу, а Джон велел мне слушаться его, и мы таким образом приехали на вечеринку в дом каких — то людей, которых никто из нас не знал. В течение часа Джон и ГАрри распевали серенады перед полной комнатой изумленных незнакомцев. Затем я отвезла Гарри в его квартиру. Джон не хотел ехать домой, но мне уже все осточертело. С меня было достаточно. «Выходи, — сказала я ему. — Я заберу тебя утром.»

Я оставила их вдвоем перед домом Гарри.

Рано утром мне в отель позвонила Йоко. Она была в бешенстве и названивала всю ночь, но не смогла добраться до Джона, чтобы согласовать их версии для прессы. «Где он?» — со злостью спросила она.

«Он отсыпается у Гарри.»

Спросив номер Гарри, Йоко сказала: «Как ты могла сделать это?»

«Я не делала этого, — сказала я. — Это они сделали.»

Йоко не слушала. «Как ты могла допустить это?»

«Йоко, я старалась не допустить этого.»

«В этом твоя вина.»

Я промолчала. У меня не было сил спорить.

«Ты понимаешь, что это твоя вина?» Я продолжала молчать. «Меня просто поражает то, что ты сделала.» Я не отвечала. Наконец, поняв, что я не собираюсь отвечать, она бросила трубку.

После ее звонка я спустилась в холл отеля и взяла утренние газеты. На первых страницах все было усыпано заголовками и крупными снимками, запечатлевшими нас с Джоном. Я прочитала, что там понаписали. Газетчики узнали мое имя и называли меня «личным секретарем Джона» и «новой загадочной женщиной в его жизни». Прочитав, я поняла, почему Йоко так злилась. Сказав клерку, что мы не отвечаем на звонки, я поднялась в номер и позвонила Джону, который был у Гарри. «Ты видел газеты?» — спросила я.

«Да. Я не мог сделать все это», — ответил он.

«Мог, Джон, мог.» Он попросил меня послать телеграммы с извинениями и цветы братьям Смазерз, Кену Фрицу, Питеру Лофорду и Джэку Хейли — младшему, что я и сделала.

«Звонила Йоко, — продолжал он. — Она была очень расстроена.»

«Она мне тоже звонила, Джон, — сказала я. — Ты уже можешь вернуться в отель?»

«Да.»

Когда я приехала к Гарри, его телефон звонил без перерыва. Я ответила на несколько звонков. Журналисты хотели узнать, почему Джон покинул Йоко, собирается ли он развестись и собираемся ли мы пожениться. Они звонили всем, кто был с нами в тот вечер. Я узнала, что после концерта Томми Смазерз приехал к Питеру Лофорду и вошел в гостиную в очках Джона, которые жена Томми подобрала вовремя свалки. Несмотря на то, что Джон там устроил, гости Лофорда были в восторге. Они провели остаток вечера, примеривая очки Джона, чтобы почувствовать, что это такое — быть Джоном Ленноном. Я также узнала, что о нас говорила Рона Баррет в передаче «С добрым утром, Америка». Как только я привезла Джона в отель, зазвонил телефон. Это была Йоко, которую оператор соединил с нами. Она хотела поговорить с Джоном, и по его ответам было видно, что она настаивает на том, что причиной всего происшедшего была каким — то образом я. Джону надоело, и он бросил трубку. Однако Йоко продолжала звонить до самого вечера.

«Нам нужно быть более осторожными», — сказал Джон между ее звонками. Потом добавил: «Мне нужно быть более осторожным.» Потом пожал плечами: «Теперь уже слишком поздно.»

В тот вечер мы должны были пойти в отель Сенчери Плаза на обед в честь Джеймса Кагни, который устраивал Институт Американского Кино. Этого события мы ждали уже несколько недель, потому что Кагни давно был нашим любимым киноактером.

Когда нас увидели газетчики, они чуть с ума не сошли. Нам буквально пришлось пробивать себе дорогу через них, некоторые кричали и цеплялись за нас.

«Мэй, Мэй, — кричали они, — Мэй, как насчет снимка?»

«Джон, обними ее.»

«Поцелуй ее для нас.»

Когда мы наконец пробрались в отель, Джон перевел дух и сказал: «Не могу в это поверить. Здесь было больше прессы, чем когда я был Битлом.»

Мне не хотелось, чтобы на меня обращали внимание. Я не привыкла к этому и не знала, как себя вести. Я также подозревала, что это может взбесить Йоко. Это было самое худшее мое подозрение.

В конце марта Джону преподнесли счет за месячное проживание в отеле Биверли Вилшир. Этот Счет составил около десяти тысяч долларов. Сумма набежала не только из — за нас, но и из — за расходов за угощения Ринго, Хилари, Гарри и их гостей. Хотя счет шел в Эппл, Джон был расстроен такой экстравагантностью и тем, что он вопреки своему желанию жить благоразумно вновь потерял над собой контроль.

Его также беспокоил Гарри. В то время, как он пил и кутил с ним, Джону не надо было петь на альбоме. Гарри же, ко всему прочему, накануне записей схватил грипп и ужасно кашлял. Мы решили все вместе съездить на следующей неделе в Палм Спрингз — «просушиться в пустыне». Гарри все устроил, и вот мы в тихом, уютном, сонном местечке у подножия горы на сорок отдыхающих. Позади был плавательный бассейн, а также горячий ключ.