Эрнст Кренкель - RAEM — мои позывные
- Название:RAEM — мои позывные
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советская Россия
- Год:1973
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Эрнст Кренкель - RAEM — мои позывные краткое содержание
Известный полярник, Герой Советского Союза Э.Т. Кренкель рассказывает в своих воспоминаниях о героических этапах освоения Арктики. Автор книги участвовал в походах «Сибирякова» и «Челюскина» с О.Ю. Шмидтом и В.И. Ворониным, летал на дирижабле «Цеппелин» с Умберто Нобиле, дрейфовал на льдинах с «лагерем Шмидта» и с первой советской станцией «Северный полюс», возглавляемой И.Д. Папаниным, зимовал на маленьких полярных островах. Интересны его встречи с лётчиками Чкаловым, Леваневским, Водопьяновым, Молоковым, с учёными Бонч-Бруевичем, Визе, Самойловичем, с отважными полярниками и моряками.
Книга насыщена колоритными подробностями и вся пронизана добрым юмором.
RAEM — мои позывные - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
У каждого из нас свой уголок, где хранится всякая мелочь. Особенно много ее у Папанияа. Он спит на веревочках, проволочках, тетрадях, спичках, книгах. Все это необходимо иметь под руками.
Днем лампы стоят посередине палатки, и мы, как огнепоклонники, мостимся вокруг них, сидя на нижних койках. Прикасаться к стеклам запрещено. Это прерогатива главного жреца — Папанина.
Немногие свободные места на стенках увешаны оружием, фонарями, связками книг. Покосившись набок, висит маленький ящик — наша аптека. Ширшов мужественно защищает остатки марли, запас которой разошелся на хозяйственные надобности.
Недавно Федорову ставили банки. Пахло горелым спальным мешком. Благодарные за развлечение зрители не скупились на советы. Время лечения прошло весело, и пациент исцелился главным образом смехом.
Серебрятся инеем стены палатки. Тускло горят лампы (им не хватает кислорода), а лампам к нехватке кислорода привыкнуть труднее, чем людям.
12 декабря 1937 года наш поселок претерпел существенные изменения, став поселением еще более необычным. Все его жители, уснув рядовыми гражданами, проснулись народными депутатами. В этот день наша четверка, в разных концах Советского Союза, была избрана в Верховный Совет СССР. Я — избранник жителей города Уфы.
Перед этим знаменательным событием нам пришлось основательно потрудиться. Из разных городов мы получали радиограммы трудящихся, в которых запрашивалось наше согласие на баллотировку в депутаты Верховного Совета.
Не получив никаких указаний, как нам надлежит действовать, мы, ничтоже сумняшися, радостно подтверждали свое согласие во многие города. Впервые я узнал, что есть такой город — Оха, связисты которого хотели видеть меня своим избранником.
Все запрашивали, помимо нашего согласия, еще и наши подробные биографии. Вот тут-то и началось!
По объему — это несколько тысяч слов. Как на грех, держалось длительное безветрие, ветряк не хотел работать, и аккумуляторы выдохлись. А отвечать надо…
Затащили в палатку велосипедную раму с седлом и динамо-машиной. Похоже, было на велосипедные гонки — только на месте.
Ну, поехали! Мне в затылок сопят будущие депутаты Верховного Совета. Работа тяжелая.
— Ну, что ты там ковыряешься? Шуруй быстрее…
Хорошо, что на острове принимают все без переспросов. И я жму вовсю.
Лампа меркнет. Мы сожрали весь кислород в палатке. Крутильщики подменяются, им достается тяжело, да я еще время от времени покрикиваю:
«Ребятки, поднажмите, вольтаж падает».
В декабре уже стало более или менее ясно: наш дрейф подходит к концу. Мы полагали, что в апреле-мае приобщимся к цивилизации, оказавшись на палубе ледокола. Москва поддерживала в нас эту уверенность, сообщив разные варианты снятия нас с льдины. В ответ мы заказали в Ленинграде новые морские фуражки. Нам, грязным, немытым, нечесаным, хотелось вернуться в Москву во всем блеске.
Гидробиолог профессор Богоров, с которым Ширшов поддерживал связь, предусмотрительно наставлял: кроме материалов науки, везите статьи. Готовьте их впрок и побольше.
Предупреждение Богорова понятно. Судя по сообщениям из Москвы, наша жизнь на льдине стала модной темой трамвайных дискуссий и домашних бесед. Не удовлетворить такой массовый интерес мы считали себя просто не вправе, а потому писали.
От этой усиленной творческой деятельности начал ощущаться известный недостаток в темах для корреспонденций. Чтобы избежать конфликтов на литературном поприще, мы провели общее собрание, распланировав темы и мирно разделив их, подобно сыновьям лейтенанта Шмидта, на четыре эксплуатационных участка. Тем немного, и потому все они нарасхват. Ширшов разразился даже сочинением на кухонную тему, написав трактат о примусах. Что ж! Примус в наших условиях — дело существенное, а пишет Петр Петрович как Лев Толстой — семь раз исправляет написанное, предъявляя очень высокие требования к своему творчеству.
Условия творчества на льдине плохонькие. Даже у самого захудалого писателя есть стол и стул. Мы не можем похвалиться этим. Карандаш у нас — ценность. Каждый пуще глаза бережет свои карандашные огрызки.
И все же, преодолевая трудности, мы старательно строчим. Мы понимаем, что к Новому году, который уже не за горами, спрос на наше творчество, и так немалый, повысится еще больше. Хочется пожелать к Новому году успехов всем соотечественникам. Хочется, чтобы у каждого из них был свой полюс. Пример искать долго не пришлось: написал о замечательном мастере Иване Ивановиче Гудове, который достиг полюса фрезеровщиков.
За час до Нового года меня разбудил Папанин. Женя и Петя ушли крепить гидрологическую палатку, так как разгулявшийся южный ветер не сулил ничего доброго.
— Давай, Теодорыч, наводить красоту!
Очень не хотелось вылезать из мешка, но, чтобы встретить Новый год вымытыми и побритыми, пришлось поторопиться. Вот я и стал на четвереньки, а Папанин кромсал на затылке мои космы. Остриженный, я побрился, вымыл голову, лицо и шею (приблизительно, конечно). Затем подошли Федоров и Ширшов. Включил приемник. Услышали бой часов, а затем, передав новогоднее метео, сели пировать. Тяжелые, как свинец, лепешки на соде, приправленные паюсной икрой, картофельное пюре с охотничьими сосисками и кофе с остатками сухого торта — таков был наш шикарный новогодний стол.
Уже с первых дней нового года наши надежды на скорое возвращение начали сбываться. Первыми нам сообщили об этом журналисты. Редакция «Последних известий по радио» обратилась к нам с просьбой поддержать ходатайство о посылке на «Ермаке» ее представителя. Сомнений не оставалось — когда журналисты рвутся к финишу, значит, финиш уже не за горами.
Диагноз оказался правильным. Москву беспокоили темпы дрейфа. Мы вдруг начали двигаться гораздо быстрее, чем предполагалось. Такая быстрота могла стать для нас роковой. Вот почему на месяц раньше срока навстречу нам отправился маленький кораблик — зверобойный моторно-парусный бот «Мурманец».
На первый взгляд казалось странным, что к нам посылают такое утлое суденышко. Но возможность ходить под парусами экономила топливо, а округлый корпус позволял «Мурманцу» не бояться льдов. 10 января 1938 года экипаж из двадцати одного человека под командованием опытного капитана И. Н. Ульянова, проплававшего в северных морях сорок лет, взяв на шесть месяцев топлива и на год продовольствия, вышел в море.
«Мурманец» имел задание патрулировать у кромки потока льда, спускавшегося на юг, в Гренландское море. Где-то вблизи сидели и мы. Необходимо было предусмотреть и самый плохой вариант: нас вынесет на чистую воду на каком-то обломке нашего поля.
По указанию правительства к берегам Гренландии, куда по всем расчетам нас выносило, отправятся ледокольные пароходы «Таймыр», «Мурман» и, как только закончится ремонт, туда же двинется ледокол «Ермак». Начальником экспедиции по снятию нас со льдины назначен Отто Юльевич Шмидт, его заместителем — Знаний Владимирович Остальцев.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: