Евгений Матвеев - Судьба по-русски

— Сейчас увидите, входите.

Рая почувствовала тяжесть в ногах, сердцебиение, но пересилив себя, вошла. Перед ней стоял красивый, не по военному времени холеный генерал. Это был он — Геннадий…

Не сводя глаз друг с друга, они долго стояли молча. Очень долго. На гладко выбритых щеках генерала Садырина то появлялись, то исчезали красные пятна, глаза горели злобой.

— Как жила, Раиса Израилевна? — тихо, едва сдерживая себя, спросил муж.

— Детей наших спасала…

— Врешь! — в бешенстве заорал генерал и швырнул на стол бумажные листы, знакомые ей по допросу там, в отряде.

Не проронив ни слова. Рая медленно опустилась на стоявший рядом стул, склонилась к столу. Видела только, как мелькали перед ней начищенные до блеска сапоги и малиновые лампасы… Теперь ей было все равно… Лучше бы он ее застрелил.

Вышагивая по ковровой дорожке, Садырин не стеснялся в выражениях. Она услышала все: и то, что он проливал кровь на фронте, и то, что она — фашистская подстилка, и то, что ее национальность мешает его карьере… Припомнил и то, что она кокетничала со всеми офицерами в гарнизоне…

Рая молчала.

— Развод я оформлю. А ты немедленно убирайся отсюда! Уезжай в Сибирь — там ведь у тебя есть какие-то родственники.

Напоследок Садырин спросил:

— Ко мне вопросы есть, фрау Коган?!

Рая вяло качнула головой: «нет». Он, открыв дверь, скомандовал:

— Детей ко мне!

Мальчики не сразу узнали отца. Потом первым к нему кинулся старший:

— Папочка! Теперь мы всегда будем вместе?

— Сейчас поговорим по-мужски, вот только Гриша сюда подойдет. — Генерал ревниво взглянул на младшего сына, который короткими ручонками обнимал мать.

— Пойди, это же твой папа… — шепнула Рая Грише.

Сын, приблизившись к отцу, остановился, не выражая никаких эмоций.

— Понимаешь, Сашенька, — Гришу Садырин обошел вниманием, — я все время мотаюсь то на передовую, то к Главнокомандующему. — Он кивнул на портрет Сталина. — А тебе в школу пора… Так что вы будете жить с мамой… Материально я буду вам помогать.

Саша украдкой вытер кулачком слезы и перебежал к маме. За ним поплелся ничего не понимающий Гриша…

Садырин закурил, выдержал паузу. Может, он ожидал рыданий, воплей Раисы: «Прости»?.. Нет, она молчала. Сквозь дрожащие стекла окон в помещение прорывался только рев моторов взлетавших самолетов.

Генерал энергично одернул ладно сшитый китель, сказал:

— Счастливого пути, сыны! Помните, вы — Садырины!

И, хлопнув дверью, вышел…

Черная «эмка», лавируя между воронками, неслась по разбитому шоссе в сторону Москвы. Рая с сыновьями сидела на заднем сиденье. Мальчики прилипли к боковым стеклам машины, то и дело восклицая: «Мама, гляди — подбитый танк!» «А это противотанковые ежи?» «Мам! Все дома сгорели!»…

Все вокруг напоминало о недавних страшных боях.

— Володя, — обратилась Рая к сидевшему за рулем молоденькому лейтенанту, — Крюково отсюда далеко?

— Сейчас мы его как раз в стороне оставим, а что?

— Один партизан просил весточку родителям передать. Вот и адрес. — Рая подала ему через плечо треугольник.

Володя мельком взглянул на письмо.

— Ой-ой!.. «Где эта улица, где этот дом»! — процитировал он слова песни из известного довоенного фильма «Юность Максима». — Сделать крюк до Крюково — раз плюнуть… Только боюсь, что там одни развалины и пепелища…

Мальчики в один голос заговорили:

— Может, дом дяди Савелия не спалили?..

— Мы обещали хорошему человеку, сделайте любезность — давайте заедем, — взмолилась Рая.

Лейтенант досадливо стал чесать затылок, потом решился:

— А-а-а! Ладно! Семь бед — один ответ! — Крутанул баранку, и, перескочив кювет, машина запылила по грунтовой дороге на Крюково…

В опаленном войной поселке кое-где стояли черные от копоти уцелевшие дома и деревья. Но жизнь уже пробивалась среди этих развалин: где-то стучали топоры, вжикали пилы, скрипели колеса тачек, груженных песком, известью.

Дом родителей партизана Савелия нашли не сразу. Глазастый Александр увидел на калитке прибитый кусок фанерки, а на нем углем было написано: «Зеленая 14».

«Эмка» остановилась.

— Мам! Смотри, дядя Савелий здесь! — закричал Гришутка, увидев на крыше деревянного дома мужчину, укладывавшего доску на стропила. Мужчина и вправду был вылитый Савелий, только усы и брови совсем белые.

Старик удивился приезжим, крикнул жене вниз:

— Мать! Подойди к людям, может, чего надо иль ищут кого!..

Рая сердцем почуяла, что приехали они именно туда, куда надо. В свою очередь крикнула:

— Мы от Савелия!..

За забором раздалось женское: «Ой-ой!», а старик торопливо стал спускаться вниз. Маленькая сухонькая старушка выскочила со двора, все с тем же «ой-ой» кинулась к Рае и безжизненно повисла на ней.

— Не надо… Ведь мы вам радость привезли, а вы плачете… — утешала ее Рая, не скрывая и своих слез.

Вышел из калитки и отец Савелия. Снял с головы замызганную солдатскую шапку, низко поклонился.

Гриша и Саша наперегонки, скороговоркой сообщили старикам:

— Он — хороший… он — партизан… он нас спас… он вам письмо передал!..

Старик долго не мог справиться с волнением, потом промолвил:

— Так мы ж, детушки, похоронку на сына получили… — И уже окрепшим голосом сказал жене: — Ну, ну, Маруся, хватит. Проводи людей в дом…

Лейтенант Володя спросил у Раисы:

— Вы как, надолго здесь?..

— Тебе куда приказано нас доставить?

— В какое-то общежитие.

— Ну вот: приказ ты выполнил.

— А если генерал спросит?

— Во-ло-дя! — Рая по-матерински застегнула на его гимнастерке пуговицу, сказала: — Не спросит. Он — не спросит…

— Ну, будь что будет. — От смущения лейтенант переступил с ноги на ногу: — Счастья вам… И чтоб… все обошлось…

В чистой, уютной горнице стало темнеть. Иван Петрович зажег керосиновую лампу и, подкрутив фитилек на самый малый огонь, пояснил:

— С горючим нынче туго. — Потом присел рядом с Марией Андреевной: она, потрясенная известием, лежала на диване, все еще держась за сердце. Поднял сползшее на пол одеяло и, прикрыв им жену, снова заговорил: — В тесноте — не в обиде… Судя по всему — вам некуда деться… — Он развернул треугольник письма. — А Савелий так и пишет: «Мало ли что бывает в жизни. Если им понадобится, то приютите…» Так вот: повестка дня известна, собрание считаю открытым…

— Ну, будь ты неладен, — рассмеялась, покашливая. Мария Андреевна, — Ты ж не на своем партсобрании.

— Собрание будет открытым, так что и вам, Мария Андреевна, и вам, Раиса Израилевна, будет позволено голосовать.

— Только, дед, давай без лишних дебатов. Я — за! Так в протоколе и запиши! — категорически высказала свое мнение Мария Андреевна.

— Не нарушай регламент, — со смехом цыкнул на нее дед-«председатель». — Главное мнение скажет Раиса Израилевна. Слушаем вас.