Евгений Матвеев - Судьба по-русски

— Танечка, — обратился он к художнице, которую до сего момента «в упор не видел». — Срочно надо шить костюмы по росту Евгения Семеновича. — И ко мне: — Доволен собой?

— Нет, — без рисовки ответил я: сам понимал, что кое-где явно переигрывал, пережимал.

— А я — да, — сказал Салтыков просто. — Емелька, правда, пока еще сам по себе, а ты сам по себе. Сближайтесь…

Готовясь к роли Емельяна Пугачева, я отпустил за два месяца приличную бороду, потому что играть с приклеенной бородой значило наполовину сковать себя: и речь будет как неживая, и рукой лишний раз до бороды не дотронуться — начнутся бесконечные поправки, если чуть сдвинешь грим…

И так случилось, что с этой моей бородой возникла проблема. В то время надо был доснять эпизод в картине «Фронт за линией фронта», где я исполнил одну из ролей. Этого куска прежде не было в сценарии, поэтому я считал, что моя работа в фильме закончена. Оказалось, что нет…

Фильм «Фронт за линией фронта» был не совсем обычным — не по каким-то там художественным достоинствам — чего не было, того не было, а потому, что автором сценария был не кто иной, как Семен Кузьмич Цвигун, первый заместитель председателя КГБ. Генерал в свободное время увлекался литературным трудом.

Когда решили снимать фильм по очередному его произведению, то обратились ко мне, чтобы я стал постановщиком. Я прочитал сценарий и понял, что это не литература, что это никому не интересно, и стал умолять свое киноначальство сделать все, чтобы меня освободили от этой картины. На мои просьбы Н.Т.Сизов, генеральный директор «Мосфильма», ответил:

— Женя, ты даже не представляешь, как трудно объяснить Цвигуну твой отказ. Он ведь сказал: «Фильм должен делать только Матвеев!»

Кое-как мне удалось отбрыкаться от постановки фильма «Фронт за линией фронта», но не от участия в нем: пришлось сыграть одну из ролей.

И вот, когда до начала съемок «Емельяна Пугачева» оставалось полмесяца, мне приказали: «Надо сбрить бороду. Предстоит доснять эпизод в „Фронте“».

Опять я бросился к Н.Т.Сизову, объяснял, что за полмесяца не успею отрастить внушительной бороды для своего Емельяна, что могу загубить роль, что… Аргументов привел немало, но что толку… Сизов так прямо и сказал мне:

— Ты же понимаешь: если приказал Цвигун — надо подчиниться.

А очень скоро в моей квартире раздался звонок из КГБ:

— За вами вышла машина… Приготовьтесь, спускайтесь вниз.

Моя Лида, наблюдая с балкона, как к дому подкатила машина, как передо мной открылась дверца, крикнула:

— Сухари-то можно начинать сушить?

Посадили меня в «Чайку», повезли на Лубянку, точнее, тогда — на площадь Дзержинского.

Едем мы по Москве, и гаишники отдают нам честь. Я не мог сдержать смеха — кому честь-то отдаете, орлы? Ясно, что не артисту Матвееву, а Машине генерала Цвигуна…

Едем мы, и я слышу, как сопровождающий меня товарищ докладывает по связи: «Проезжаем там-то, проехали Каменный мост…» То есть дает понять, что мы вот-вот прибудем. Прибыли. Вошли в здание, поднялись на нужный этаж.

Меня, бородатого, встретил сам генерал Цвигун с… большой коробкой в руках…

— Ты первый, кто в этом кабинете получает подарок. — Открывает коробку, а в ней — модель пограничного столба, сделанная из янтаря…

А потом началась речь, уговоры, собственно, то, ради чего и был разыгран этот помпезный спектакль: с шикарной машиной, с отдающими честь гаишниками, с дорогим подарком. Меня если не «покупали», то давали понять — смекай, где ты находишься, каков уровень тех, кто с тобой разговаривает…

— Ты пойми, — урезонивал меня генерал, — этот фильм будет смотреть сам Президент (правда, тогда никакого президента у нас не было — был Генсек, был Председатель Президиума Верховного Совета СССР)…

Я стал объяснять, почему не могу сейчас сбривать бороду, что-то доказывал, рассказывал об актерских задачах, о достоверности в создании образа и — чуть не плакал:

— Поймите, в том эпизоде я буду стоять одну минуту. И ради этого лишаться бороды, которую растил, холил два месяца?! Ведь меня можно снять со спины, чтобы не было видно моего лица. Кто на экране тогда увидит, с бородой я или нет. А тут — такая роль! Пугачев! Какой тип! Какое время было! Какие люди…

— Да кому он нужен, твой Пугачев, сегодня? А тут фильм о военных, о современной армии… — не дал договорить мне генерал.

— ???

Диссидентам подыграть хотите? Призвать хотите их брать топоры и вилы?..

В то время шла ошалелая борьба с инакомыслием…

В общем, повез меня другой генерал, Пипия (он сейчас на пенсии, живет у себя в Грузии), в район Вышнего Волочка, где доснимали злополучный эпизод. На площадке построили взвод солдат, стал в строй и я, побритый, — спиной к камере. Подходит ко мне (по роли) Слава Тихонов, говорит какую-то фразу. Камера снимает его с лица… Сняли все, как надо было режиссеру. Но оказалось, что на экране в кадре зрителю так и осталось неясно — я ли стою спиной или кто другой…

Вот так и остался я без бороды, а потом всю картину мучился: мне по два с половиной часа делали грим Пугачева…

Как-то спускался я на лифте в своем доме. Женщина, что все поглядывала на меня в кабине, спросила:

— Товарищ Матвеев, это правда, что вы будете играть Пугачева?

— Правда.

— Боже, какой из вас получится бандит! — воскликнула она.

Дверь открылась, мы вышли…

Соседка-то, наверняка, забыла про бандита, а я потерял покой: почему бандит? И, войдя в класс во ВГИКе, спросил у своих учеников:

— Ребята, вы относительно недавно закрыли школьные учебники, у вас свежи в памяти знания о Пугачеве. Пожалуйста, постарайтесь двумя, максимум тремя словами определить характер, сущность образа Емельяна Ивановича.

И что же я услышал?..

— Мужественный…

— Ёрник…

— Соловей-разбойник…

— Жестокий…

— Раззудись, плечо…

— Ухарь…

— Благородный бандит… (?!)

— Бунтарь…

И конечно же, «защитник народа», «русский герой» — эти определения я в расчет не брал. И все же сколько разных и во многом противоречивых определений… Отчего так пестро? Очевидно, оттого, что имя Пугачева обросло в народе легендами, вымыслами.

Значит, зритель, пришедший в зал кинотеатра, будет требовать — в зависимости от жизненного опыта, образованности, даже пола или национальности — «своего» Пугачева…

Выходит, я должен представить свою версию Емельки и этой версией убедить, что она наиболее верна… Да-с!..

А какой же все-таки мой Пугачев? В сценарии была его фраза: «Я видел, на крыльце помещичьего дома крепостная женщина своей грудью кормила щенят!..»

Когда произносил этот текст, меня словно током било. Какое бесправие, какое унижение человеческого достоинства!

Думая об этом, можно ли предположить, что Пугачев родился на качелях-каруселях, на ярмарочном веселье? Нет. Он — из боли, страданий, мучений, печали… Так возникла моя формула образа: «Емельян Печальный». Это только для меня, это моя тайна, это мой зажигатель, возбудитель, манок.